Лекция 34.
Формирование христианской церкви, эгрегора и метакультуры (VI век).

 
В лекции № 23 мы рассматривали первый этап построения Христианской метакультуры. На прошлой лекции мы говорили о том, как происходила христианизация разных народов в первые шесть веков. Теперь посмотрим более конкретно, какие категории людей становились христианами и по каким причинам.
  1. Строители метакультуры и эгрегора Христианства. Сознательные и деятельные участники процесса, многие из которых участвовали в подготовке всего этого еще задолго до того, кто-то – воплощаясь с соответствующими программами в других эгрегорах и метакультурах, кто-то – работая на Тонком плане. Среди них, конечно же, апостолы, Отцы Церкви – (о некоторых мы немного говорили, подробнее см. Приложение 1), многие апологеты, Ульфила – просветитель готов и т. п.
  2. Ряд чисто эгрегориальных деятелей, таких, как Константин Великий, Феодосий Великий, Юстиниан I (византийский император VI века).
  3. Те, кто некогда участвовал в программах Этереоцефала и в смежных программах (а таких программ было очень много), но потом по разным причинам выпал из процесса.
  4. Те, кто в силу тонкой духовной и/или душевной организации «слышали» энергии Христа и нарождающегося христианства – либо непосредственно (таких в этой категории меньшинство) либо опосредовано, через апостолов, служителей уже нарождающейся церкви, мучеников, монахов и т. п., то есть через тех, кто уже проводил эти энергии.
  5. Образованные люди, прежде всего греки, которые в христианстве видели выход из того интеллектуального тупика, в который зашла тогдашняя философия.
  6. Люди активные и предприимчивые, которые видели для себя практическую выгоду в принадлежности к христианству (их со временем становилось все больше). Для них в первую очередь были важны деловые связи (возможно, в разных частях света), единомышленники как деловые партнеры с высокими моральными принципами и т. п.
  7. Основная масса людей, которые вовлекались в христианство по эгрегориальному притяжению. Пока христианство не было государственной религией, это притяжение было довольно слабое – эгрегориальная субстанция собственно христианства была совершенно иного качества, чем все прочие, и у большинства обычных людей (к какому бы племени или к самой империи они ни принадлежали) просто не было (в их тонких телах) «приемников» этой субстанции. Когда же эта эгрегориальная субстанция соединилась с субстанций государственной, тут ее волей-неволей ощутили почти что все. Заметим, что кроме Византии, на обломках Римской империи начали формироваться еще и другие государства, где тоже, в конце концов, христианство стало государственной религией, но это уже совсем другая история (и метаистория), и оформилось это все значительно позднее и совсем по-другому.
  8. По личным причинам – родились в христианской семье, вступили в брак с христианином/христианкой и т.п.
Нужно очень хорошо понимать, что же это были за люди.
П.1. – все они участвовали в подготовке Рождества Христова в течение многих веков, кто-то только на Тонком плане, кто-то воплощался в других метакультурах. Но даже при общей цели, при полной включенности в общую задачу у них мог быть разный опыт, разные чисто человеческие свойства, разная ментальная подготовка, они воплощались в разных местах и в разных условиях и иноматериальную реальность они тоже воспринимали по-разному. Они имели разный опыт взаимодействия с потусторонними пространствами и сущностями, разные магические наработки, разный опыт жизни в физическом плане – просто говоря, разную карму и доступ к разным информационным пространствам. А, главное, задачи перед ними стояли тоже разные. Вот почему даже среди самых, казалось бы, «возвышенных» деятелей раннего христианства не было полного единомыслия, и деятельность их иногда шла в разных направлениях и даже в противоположных. Церковная история в последующие века стремилась по возможности уединообразить все эти процессы, но даже у православных и католиков взгляды на многие события того времени различаются.
П.3.—эта группа имела очень разнообразные кармические ситуации – в основном это были бывшие «атланты», участники программ Этереоцефала того времени. Их посмертная судьба была, как мы знаем, разнообразна. Те, кто после Потопа сумели снова выйти в инкарнации или работали на Тонком плане – «услышали зов», причем многие еще до Рождества Христова, и присоединялись, как только позволяла карма, к христианству. Но при этом они могли иметь очень сложные кармические истории, карма могла заводить их в самые разные места, поэтому очаги христианства возникали иногда в самых неожиданных местах, далеко от основных мест.
Но достаточно большая группа атлантических магов, как мы помним, после Потопа провалилась очень глубоко, в пространства, откуда не было выхода. Они оказались там замурованы на несколько тысячелетий, и только токи Христа, которые смогли достичь этой глубины («схождение Христа во ад»), позволили многим из них выбраться наружу (увы, далеко не всем). Через несколько столетий после Рождества Христова они начали инкарнироваться. Но память о тех ужасных состояниях безвыходности и безвозвратности была в них настолько сильна, что они прикладывали все возможные усилия для того, чтобы отработать прошлую карму и избежать нового падения. Многие из них становились мучениками (я о них говорила), другие – жесточайшими аскетами, пустынниками, столпниками, монахами, занимающимися умерщвлением плоти… Некоторые впоследствии становились основателями радикальных течений в христианстве.
Пп. , 4, 5, 6 – с ними все более-менее понятно.
Пп. 7, 8 – эта основная человеческая масса, которая и составляет «энергетическую силу» эгрегора, состояла сначала преимущественно из иудеев, потом из римлян и греков потом к ним стали присоединяться варвары. Это были люди определенных привычек, пристрастий, воспитания, жившие в определенной социальной среде, имевшие определенную карму и т. п. Все эти народы непрерывно воевали, у них процветало рабство, а римляне в своем большинстве отличались еще и необыкновенной жестокостью, алчностью и множеством других пороков, присущих «черни», в том числе пристрастием к разного рода колдовству, языческим и варварским ритуалам. Конечно, и среди них были люди самые разные, но в общей массе… Вот на такой человеческий субстрат и «прививалось» христианство. Конечно, Ориген надеялся, что «все варвары, прибегшие к Слову Божию, станут невероятно законопослушными и более кроткими». Но, как мы теперь уже можем с уверенностью сказать, его надежды сбылись в очень малой степени, и это касается не только варваров.
К п. 2. Про Константина Великого мы уже говорили, немного еще добавим – почему он сделал ставку на Христианство. Историки светские пишут, что им руководил лишь политический расчет, что, будучи тонким и мудрым политиком, он видел, что союз с христианством послужит делу империи, которую одолевали проблемы организационные и военные, социальные и экономические. Действительно, мудрые правители искали моральную силу, которая соединила бы и воодушевила их подданных. И преследование в первые века христиан как отдельных сект было частью официальной политики, нацеленной на моральное единство Римской империи.
Церковные историки писали, что обращение Константина к христианству произошло после того, как ему по пути в Италию, куда он собирался вторгнуться в 312 году, перед битвой, было видение Креста, сиявшего при полуденном солнце, а ниже слова: «Сим побеждай». Так оно было или нет, точно неизвестно. Возможно, это было просто естественное, но редкое природное явление. Надежно засвидетельствовано лишь то, что солдаты Константина несли на своих щитах христианскую монограмму ХР (и действительно победили). Затем они несли эти знамена и в тех восточных походах, которые сделали Константина властелином мира.
Однако то, что он начал покровительствовать христианам, религия которых была, по существу, уникальной и абсолютно новой, означало революцию в политике. И с чисто практической точки зрения это было очень рискованно для императора. К этому времени христиане количественно составляли не больше седьмой части населения империи. А в армии, которая тогда составляла главный ресурс императорской власти, христиан было и совсем мало.
Конечно, из всех религиозных сект империи христиане были лучше других образованы, а их лидерами стали многие активнейшие граждане, однако христианство в это время было раздираемо разномыслиями-ересями, не было единства не организационного, ни интеллектуального, ни духовного. Пока христианство оставалось группой меньшинства, не имевшей правового признания, у них не могло быть ни устойчивого богословия, ни церковной дисциплины. Нельзя было удерживать ересь, когда не было ясной официальной ортодоксии, нельзя было предотвратить расколы, когда не было законных основ управления.
Последующие слова и дела Константина продемонстрировали, что он очень серьезно взялся оберегать христианство. Если же его образ действий усилил еще и власть имперской автократии, то это скорее как благодаря обстоятельствам и логике власти, так и желаниям и чувствам самих христиан. Именно в это время началось взаимодействие эгрегориальной субстанции христианства и имперской.
Напомним, что первые века христианства были наполнены ожесточенной борьбой идеологических направлений, в которых отразилась борьба разных интересов. В ходе этой борьбы постепенно происходило формирование не только вероучения, но и церковной организации, которая в значительной степени обеспечила христианству успех в его борьбе с другими религиями.
Христианская церковная организация сложилась не сразу. Напомним, что в раннехристианские времена она еще практически не существует. Основную роль играют апостолы и пророки, которые являются странствующими проповедниками. Появляются они на короткое время в отдельных общинах и не задерживаются больше чем несколько дней. До начала II в. руководство христианскими общинами принадлежало тем, кто позже получил название харизматиков, то есть лицам, которые обладали особой Благодатью Святого Духа — харизмой. Эти люди учили, проповедовали, посещали отдельные общины, но не занимали в них никакого официального положения.
Позднее в общинах появляются первые постоянные должностные лица — дьяконы и епископы. Дьяконы (от греческого глагола – служить) обслуживали текущие потребности общины, епископы (от слова надзиратель) заведовали материальной частью, деньгами и имуществом общин. Позже появляются пресвитеры — старейшины. В III в. появляются митрополиты — руководители отдельных церквей, в IV—V вв.— патриархи — руководители целых областных церковных объединений. Особенно значительную роль в развитии христианской церкви сыграло усиление епископата. Со II в. епископы начинают играть роль не только в хозяйственных делах, но и в вопросах идеологии. Епископы выступают как главные специалисты по вопросам догматики и культа. Епископы отдельных общин поддерживали друг друга, что послужило важным фактором в деле укрепления христианских общин.
С III в. руководители духовных общин и объединений этих общин (епископы) стали постоянными, профессиональными церковнослужителями. Так начал формироваться клир – совокупность наделенных особыми религиозными и священными правами служителей церкви. См. Приложение 2.
Права эти приобретались в результате священных обрядов, признанных таинствами. В свою очередь, они давали основание самим совершать богослужения и исполнять обряды и таинства по отношению к мирянам. Позднее, исходя из доктрины о самоопределении Церкви как совершеннейшего и вполне свободного общества, сложилось представление о неравенстве в ее рамках: клир первенствует над мирянами.
Основной фигурой церковной организации был епископ, возглавлявший округ из нескольких общин. Епископу принадлежала и религиозная, и судебная власть; он же был вправе истолковывать вопросы Писания и церковных обрядов. В древнехристианской церкви епископов избирали или признавали в качестве таковых прославившихся божественными делами. В V в. в восточной римской церкви возникли более крупные объединения – патриархии и митрополии; последние распространились и на Западе. Одним из почетнейших и древнейших епископских мест был Рим – местопребывание, по преданию, св. Петра. С конца IV – начала V в. римские епископы закрепили за собой право на особый статус главы всей церкви – папы.
Особая роль папы в западной католической церкви проистекала из признания его не просто вышестоящим из епископов, но наместником самого Бога, обладавшим равно и светской, и церковной властью. С основанием в VIII в. Папского государства с центром в Риме власть папы обрела вполне государственно-политический характер. Эта власть опиралась на обширные земельные владения католической церкви, внутри которых сложилась собственная феодально-ленная структура, где папа был как бы и верховным сеньором. С 1059 г. утвердился строгий порядок избрания очередного папы (выбирался он пожизненно) – коллегией (конклавом) из 70 особо почетных епископов – кардиналов (от cardo – особый воротник на одеянии).
К середине второго века и сами церкви (экклессии) стали значительно крупнее, численно их стало больше, и появились центры христианских церквей. Всего их было пять, но вскоре один из центров (Иерусалим) прекратил своё существование. Мы знаем, что храм в Иерусалиме был разрушен и на христиан были совершены большие гонения. Иерусалим накрыла Иудейская война. Ученики перебрались из Иерусалима в небольшой город за его пределами и вскоре эта группа ослабла. Остальные центры находились в: Риме, Антиохии, Александрии. И когда Константин перенёс столицу из Рима в Константинополь, появился ещё один центр – Константинополь. В итоге в 4 веке было четыре центра. Мы о них поговорим в следующей лекции.

Теперь мы снова возвращаемся к Византии.
В течение длительного периода, с 330 по 518 г., два тяжелых испытания, потрясшие эту империю, окончательно придали ей ее индивидуальный облик. Первым испытанием было нашествие варваров. Об этом мы говорили довольно подробно. Но варварское вторжение скользнуло вдоль границ Восточной империи, затронув ее лишь мимоходом; Новый Рим устоял и, как бы возвеличенный падением древнего Рима, еще более приблизился к Востоку.
Другим испытанием был религиозный кризис.
В наше время довольно трудно понять то значение, которое в IV и V веках имели великие ереси ариан, несториан, монофизитов, так глубоко волновавшие восточную церковь и государство. В них часто усматривают простые споры богословов, с ожесточением пускавшихся в сложные дискуссии по поводу тонких и бессодержательных формул. Но их действительный смысл и значение были иными. Эти споры неоднократно вскрывали политические интересы и столкновения, которым предстояло оставить глубокий след в истории Византийской империи. Они были чрезвычайно важны, кроме того, для выяснения взаимоотношений государства и церкви на Востоке и для определения связи между Византией и Западом.
Никейский собор (325 г.) осудил арианство и провозгласил, что Христос единосущен богу-отцу. Но сторонники Ария отнюдь не смирились перед анафемой, и IV век был наполнен страстной борьбой между противниками и сторонниками православия — борьбой, в которой участвовали даже императоры. Арианство, вместе с Констанцием победившее на соборе в Римини (359 г.), было сокрушено Феодосием на Константинопольском соборе (381 г.), и с этого момента обозначился контраст между греческим духом, влюбленным в тонкую метафизику, и ясным строем мысли латинского Запада, а также выявилась противоположность между восточным епископатом, послушным воле государя, и твердой, высокомерной непреклонностью римских первосвященников. Завязавшийся с V века спор о единстве во Христе двух природ — человеческой и божественной — еще более подчеркнул эти различия и тем более серьезно взволновал империю, что к религиозной ссоре примешалась политика.
Действительно, в то самое время, когда папы, начиная с Льва Великого (440—462 гг.), основывали на Западе папскую монархию, на Востоке патриархи Александрии, в особенности Кирилл (422—444 гг.) и Диоскор (444—451 гг.), пытались установить папский престол в Александрии. Кроме того, в результате этих смут в борьбе против православия всплывали на поверхность старые национальные распри и все еще живучие сепаратистские тенденции; таким образом, с религиозным конфликтом тесно сплетались политические интересы и цели.
До 428 г. Феодосий II (408—450 гг.) правил в Византии под опекой своей сестры Пульхерии. Подобно малому ребенку, он проводил свое время в рисовании, в раскрашивании или переписывании рукописей, за что получил прозвище «Каллиграф». Если, однако, память о нем сохранилась в истории, то лишь потому, что он приказал выстроить мощный пояс укреплений, который в течение стольких веков защищал Константинополь, и потому, что по его распоряжению имперские законы, обнародованные со времен Константина, были собраны и объединены в «Кодекс Феодосия». Но пред лицом церковных споров он оказался совершенно слабым и беспомощным.
Несторий, патриарх константинопольский, проповедовал, что в Христе следует разделять человеческую и божественную природу, что Иисус был лишь человеком, ставшим богом; вследствие этого Несторий отказывал деве Марии в наименовании Theotokos (Богородица). Кирилл Александрийский поспешил воспользоваться этим поводом, чтобы ослабить епископа столицы; при поддержке папы он повелел торжественно осудить несторианство на Эфесском соборе (431 г.); после этого он безраздельно стал господствовать над восточной церковью, предписывая императору свою волю. Когда же, несколько лет спустя, у Евтихия, доведшего до крайних выводов учение Кирилла, человеческая природа Христа почти совершенно исчезла в божественной (это было монофизитство), — он снова нашел поддержку у патриарха Александрийского Диоскора и собор, известный под названием «Эфесский разбой», обеспечил, казалось, триумф Александрийской церкви.
Против этих честолюбивых устремлений объединились равным образом обеспокоенные империя и папство. Халкидонский собор (451 г.) в соответствии с формулой Льва Великого установил православное учение о единстве двух природ в личности Христа и одновременно отметил крушение александрийских мечтаний и триумф государства, полновластно руководившего собором и прочнее чем когда-либо установившего отныне свое господство над восточной церковью.
Однако осужденные монофизиты отнюдь не примирились с приговором; в течение долгого времени они продолжали основывать в Египте и в Сирии церкви с сепаратистскими тенденциями, что создавало серьезную опасность для сплочения и единства монархии. Сверх того, Рим, несмотря на свою победу на почве догмы, должен был примириться с усилением власти константинопольского патриарха, который под защитой императора стал подлинным папой Востока. Это послужило источником серьезных конфликтов. Перед лицом папства, всемогущего на Западе, стремившегося освободиться от императорской власти, церковь Востока становилась государственной церковью, подчиненной воле государя; благодаря принятому в ней греческому языку, ее мистическому направлению (враждебному римскому богословию), наконец, в силу ее старинной вражды с Римом, — она все более и более стремилась стать независимой. В результате всего этого Восточная Римская империя приобретала свою собственную физиономию. Именно на Востоке собирались великие соборы, именно на Востоке рождались великие ереси; наконец, восточная церковь, гордая славой своих великих богословов — Василия Великого, Григория Нисского, Григория Назианзина, Иоанна Златоуста, — убежденная в своем интеллектуальном превосходстве над Западом, все более и более склонялась к отделению от Рима.
Таким образом, ко времени императоров Зинона (471—491 гг.) и Анастасия (491—518 гг.) появляется представление о чисто восточной монархии.
После падения Западной Римской империи в 476 г. империя Востока остается единственной Римской империей. И хотя этот титул сохранял за ней значительный престиж в глазах варварских государей, которые накроили себе королевства в Галлии, Испании, Африке, Италии, хотя она всегда провозглашала свои обширные права на верховную власть по отношению к этим племенам, — в действительности по территориям, которыми она обладала, эта империя была все же восточной.
Она охватывала весь Балканский полуостров, за исключением его северо-западной части, Малую Азию вплоть до гор Армении, Сирию до левого берега Евфрата, Египет и Киренаику. Эти страны образовывали 64 провинции или епархии, входившие в состав двух префектур претории: Восточной (диоцезы Фракии, Азии, Понта, Востока, Египта) и Иллирийской (Македонская диоцеза). Хотя управление империей по-прежнему было организовано по римскому образцу и основано на разделении гражданских и военных функций, императорская власть становилась здесь все более абсолютной, наподобие монархий Востока; а с 450 г. обряд коронации придавал ей сверх того обаяние святого миропомазания и божественного соизволения.
Император Анастасий обеспечил этой империи солидно защищенные границы, хорошее состояние финансов, более упорядоченную администрацию. И политическое чутье государей толкало их к созданию морального единства империи, к попытке вернуть отпавших монофизитов, хотя бы ценою разрыва с Римом. Это было предметом эдикта объединения (Энотикон), обнародованного Зиноном в 482 г. Первым результатом этого эдикта оказался раскол между Византией и Римом; свыше тридцати лет (484—518), папы и императоры, особенно Анастасий, убежденный и страстный монофизит, вели упорную борьбу, и за время этих смут Восточная империя окончательно превратилась в самостоятельный организм.
Наконец, культура империи все более и более принимала восточную окраску. Даже при господстве Рима эллинизм оставался живучим и сильным на всем греческом Востоке. Большие и цветущие города — Александрия, Антиохия, Эфес — были центрами замечательной умственной и художественной культуры. Под их влиянием в Египте, Сирии, Малой Азии зародилась цивилизация, всецело проникнутая традициями классической Греции. Константинополь, обогащенный по воле своего основателя шедеврами греческого мира, ставший благодаря этому самым замечательным музеем, прочно хранил воспоминания об эллинской древности. С другой стороны, восточный мир, соприкасаясь с Персией, пробудился и осознал свои старинные традиции; в Египте, Сирии, Месопотамии, Малой Азии, Армении вновь обнаруживались старые традиционные основы, и снова восточный дух оказывал влияние на некогда эллинизированные страны.
Из ненависти к языческой Греции христианство поддерживало эти национальные тенденции. И из смешения соперничавших традиций во всем восточном мире рождалась мощная плодотворная деятельность. В IV и V вв. Сирия, Египет, Анатолия имели особенно важное значение в империи с точки зрения экономической, интеллектуальной, художественной: христианское искусство развивалось там медленно, путем долгого ряда попыток и ученых изысканий, великолепный апогей которых ознаменовали шедевры VI столетия; с этого момента оно проявляется как искусство типично восточное. Но в то время как в провинциях таким образом пробуждались старинные местные традиции и никогда не забывавшиеся сепаратистские настроения, Константинополь также возвещал о своей будущей роли, собирая и сочетая элементы самых различных культур, координируя противоположные тенденции, различные художественные приемы и методы, из которых должна была родиться самобытная византийская культура.
Так, казалось, заканчивалась эволюция, увлекавшая Византию, к Востоку; и можно было ожидать, что в недалеком будущем осуществится идеал чисто восточной империи, деспотически управляемой, обладающей хорошей администрацией, солидно защищенной, отказавшейся от политических притязаний на Западе, чтобы сосредоточить внимание на собственных нуждах, и не колеблющейся более перед тем, чтобы обрести религиозное единство на Востоке путем разрыва с Римом и основания под опекой государства церкви, почти независимой от папства. К несчастью, империя к концу V и к началу VI в. находилась в состоянии жестокого кризиса, препятствовавшего осуществлению этой мечты.
С 502 г. персы возобновили войну на Востоке; в Европе славяне и авары начали свои набеги к югу от Дуная. Внутренняя смута достигла крайних пределов. Столицу волновали внутренние конфликты – ссоры «партий цирка», зеленых и синих; провинции, недовольные, разоренные войной, подавленные налогами, искали любого повода, чтобы предъявлять свои местные требования; правительство было непопулярно; могущественная православная оппозиция боролась за свою политику и предоставляла разным честолюбцам удобный повод для возмущений, наиболее серьезным из которых было восстание Виталиана (византийский военачальник и государственный деятель) в 514г.
Наконец, прочная память о римской традиции, поддерживавшая мысль о необходимости единства римского мира, «Романии», беспрестанно обращала умы на Запад.
Чтобы выйти из этого состояния неустойчивости, нужна была мощная рука, ясная политика с точными и определенными планами. Такую политику проводил Юстиниан.
В 518 г., после смерти Анастасия, довольно темная интрига возвела на трон начальника гвардии Юстина. Это был крестьянин из Македонии, лет пятьдесят назад явившийся в поисках счастья в Константинополь, храбрый, но совершенно неграмотный и не имевший никакого опыта в государственных делах солдат. Вот почему этот выскочка, ставший основателем династии в возрасте около 70 лет, был бы весьма затруднен доверенной ему властью, если бы возле него не оказалось советчика в лице его племянника Юстиниана.
Уроженец Македонии подобно Юстину, — Юстиниан по приглашению своего дяди еще юношей явился в Константинополь, где получил полное римское и христианское воспитание. Он имел опыт в делах, обладал зрелым умом, сложившимся характером — всем необходимым, чтобы стать помощником нового владыки. Действительно, с 518 по 527 г. он фактически правил от имени Юстина в ожидании самостоятельного правления, которое длилось с 527 по 565 г.
Таким образом, Юстиниан в течение почти полувека управлял судьбами Восточной Римской империи; он оставил глубокий след в эпохе.
Под его влиянием с самого начала правления Юстина определилась новая политическая ориентация. Первой заботой константинопольского правительства стало примириться с Римом и положить конец расколу; чтобы скрепить союз и дать папе залог своего усердия в правоверии, Юстиниан в течение трех лет (518—521) яростно преследовал монофизитов на всем Востоке. Это сближение с Римом укрепило новую династию. Помимо того, Юстиниан весьма дальновидно сумел принять необходимые меры для обеспечения прочности режима. Он освободился от Виталиана, своего наиболее страшного противника; особенную же популярность он приобрел благодаря своей щедрости и любви к роскоши. Отныне Юстиниан начал мечтать о большем: он прекрасно понимал то значение, которое для его будущих честолюбивых планов мог иметь союз с папством; именно поэтому, когда в 525 г. явился в Константинополь папа Иоанн — первый из римских первосвященников, посетивший новый Рим, — ему был устроен торжественный прием в столице; Юстиниан чувствовал, как нравится на Западе подобное поведение, как неизбежно оно приводит к сравнению благочестивых императоров, правивших в Константинополе, с арианскими варварскими королями, господствовавшими в Африке и в Италии.
Юстиниан совершенно не походил на своих предшественников, государей V столетия. Этот выскочка, воссевший на трон цезарей, желал быть римским императором, и действительно он был последним великим императором Рима. Однако, несмотря на свое неоспоримое прилежание и трудолюбие — один из придворных говорил о нем: «император, который никогда не спит», — несмотря на подлинную заботу о порядке и искреннее попечение о хорошей администрации, Юстиниан, вследствие своего подозрительного и ревнивого деспотизма, наивного честолюбия, беспокойной деятельности, сочетавшейся с нетвердой и слабой волей, мог бы показаться в целом весьма посредственным и неуравновешенным правителем, если бы он не обладал большим умом. Этот македонский крестьянин был благородным представителем двух великих идей: идеи империи и идеи христианства; и благодаря тому, что у него были эти две идеи, его имя остается бессмертным в истории.
Юстиниан мечтал восстановить Римскую империю такой же, какой она некогда была, укрепить незыблемые права, которые Византия, наследница Рима, сохраняла в отношении западных варварских королевств, и возродить единство римского мира. Наследник цезарей, он хотел подобно им быть живым законом, наиболее полным воплощением абсолютной власти и вместе с тем непогрешимым законодателем и реформатором, заботящимся о порядке в империи. Гордясь своим императорским саном, он желал украсить его всем великолепием, блеском своих построек, пышностью своего двора, несколько ребяческим способом называть своим именем («юстиниановыми») выстроенные им крепости, восстановленные им города, учрежденные им магистратуры. Он хотел увековечить славу своего царствования и заставить своих подданных, как он говорил, почувствовать несравненное счастье быть рожденными в его время.
Считая себя избранником Божиим, представителем и наместником Бога на земле, он взял на себя задачу быть поборником православия, будь то в предпринимаемых им войнах, религиозный характер которых неоспорим, будь то в огромном усилии, которое он делал для распространения православия во всем мире, будь то в способе, каким он управлял церковью и уничтожал ереси. Всю свою жизнь он посвятил осуществлению этой великолепной и гордой мечты, и ему посчастливилось найти умных министров, таких, как юрисконсульт Трибониан и префект претория Иоанн Каппадокийский, отважных полководцев, как Велизарий и Нарсес, и особенно, превосходного советника в лице «наивысокочтимейшей, богоданной супруги», той, кого он любил называть «своим самым нежным очарованием», в императрице Феодоре.
Феодора также происходила из народа. Дочь сторожа медведей с ипподрома, она, если верить сплетням Прокопия (недоброжелателя Юстиниана, но историка добросовестного) в «Тайной истории», приводила современников в негодование своей жизнью модной актрисы, шумом своих авантюр, а всего более тем, что победила сердце Юстиниана, заставила его на себе жениться и вместе с ним вступила на трон.
Прокопий Кесарийский – знаменитый Византийский историк эпохи Юстиниана, автор шеститомной «Истории войн», в которой он рассказывает о войнах с персами, вандалами и готами. Он дает подробные описания региона, где та или иная война происходила, деталей истории, быта и жизни варварских племен, а также современной ему Византии, охватывая период до 552 года.
Несомненно, что пока Феодора была жива — умерла она в 548 г. — она оказывала на императора огромное влияние и управляла империей в такой же мере, как и он, а может быть и в большей. Происходило это потому, что, несмотря на свои недостатки — она любила деньги, власть и, чтобы сохранить трон, часто поступала коварно, жестоко и была непреклонна в своей ненависти, эта честолюбивая женщина обладала превосходными качествами — энергией, твердостью, решительной и сильной волей, осторожным и ясным политическим умом и, быть может, многое видела более правильно, чем ее царственный супруг.
В то время как Юстиниан мечтал вновь завоевать Запад и восстановить в союзе с папством Римскую империю, она, уроженка Востока, обращала свои взоры на Восток с более точным пониманием обстановки и потребностей времени. Она хотела положить там конец религиозным ссорам, вредившим спокойствию и могуществу империи, вернуть путем различных уступок и политики широкой веротерпимости отпавшие народы Сирии и Египта и, хотя бы ценой разрыва с Римом, воссоздать прочное единство восточной монархии. Феодора давала чувствовать свою руку всюду — в администрации, в дипломатии, в религиозной политике; еще поныне в церкви св. Виталия в Равенне среди мозаик, украшающих абсиду, ее изображение во всем блеске царственного величия красуется как равное против изображения Юстиниана.
В тот момент, когда Юстиниан пришел к власти, империя еще не оправилась от серьезного кризиса, охватившего ее с конца V столетия. В последние месяцы правления Юстина персы, недовольные проникновением имперской политики на Кавказ, в Армению, на границы Сирии, вновь начали войну, и лучшая часть византийского войска оказалась прикованной на Востоке. Внутри государства было чрезвычайно опасное политическое возбуждение, которое еще усугублялось плачевной продажностью администрации, вызывавшей всеобщее недовольство. Настоятельной заботой Юстиниана было устранить эти трудности, задерживавшие исполнение его честолюбивых мечтаний в отношении Запада. Ценою значительных уступок он подписал в 532 г. мир с «великим царем» Персии, что дало ему возможность свободно распоряжаться своими военными силами. С другой стороны, он беспощадно подавил внутренние смуты. Но в январе 532 г . грозное восстание, сохранившее по кличу повстанцев имя «Ника», в течение недели наполняло Константинополь пожарами и кровью. Во время этого восстания, когда, казалось, должен был рухнуть трон, Юстиниан оказался обязанным своим спасением главным образом храбрости Феодоры и энергии Велизария. Но, во всяком случае, жестокое подавление восстания, устлавшее ипподром тридцатью тысячами трупов, имело своим результатом установление прочного порядка в столице и превращение императорской власти в более абсолютную, чем когда бы то ни было.
В 532 г. руки у Юстиниана оказались развязанными.
Положение на Западе благоприятствовало его проектам. Как в Африке, так и в Италии жители, находившиеся под властью варваров-еретиков, давно призывали к восстановлению императорской власти; престиж империи был еще так велик, что даже вандалы и остготы признавали законность византийских притязаний. Вот почему быстрый упадок этих варварских королевств делал их бессильными перед наступлением войск Юстиниана, а их разногласия не давали им возможности объединиться против общего врага. Благодаря талантливому полководцу Велизарию удалось завоевать большую часть Африки и Юстиниан мог надменно присвоить себе титул императора Вандальского и Африканского.
Когда же в 531 г. захват власти Гелимером (королем вандалов в 530—534 годах). дал византийской дипломатии повод вмешаться в африканские дела, Юстиниан, полагаясь на грозную силу своей армии, не стал медлить, стремясь одним ударом освободить африканское православное население из «арианского плена» и заставить вандальское королевство вступить в лоно имперского единства. В 533 г . Велизарий отплыл от Константинополя с армией, состоявшей из 10 тыс. пехоты и 5—6 тыс. кавалерии; кампания была стремительной и блестящей. Гелимер, разбитый при Дециме и Трикамаре, окруженный при отступлении на горе Паппуа, был вынужден сдаться. В течение немногих месяцев несколько кавалерийских полков — ибо именно они сыграли решающую роль — против всякого ожидания уничтожили королевство Гензериха. Победоносному Велизарию в Константинополе были оказаны триумфальные почести. И хотя понадобилось еще пятнадцать лет (534—548), чтобы подавить восстания берберов и бунты распущенных наемников империи, Юстиниан все же мог гордиться завоеванием большей части Африки и надменно присвоить себе титул императора Вандальского и Африканского.
Остготы Италии не шелохнулись при разгроме Вандальского королевства. Вскоре настал и их черед.
Убийство Амаласунты, дочери великого Теодориха, ее мужем Теодагатом (534) послужило Юстиниану поводом для вмешательства; на этот раз, однако, война была более тяжелой и продолжительной; несмотря на успех Велизария, который завоевал Сицилию (535), захватил Неаполь, затем Рим, где он в течение целого года (март 537—март 538) осаждал нового остготского короля Витигеса, а затем завладел Равенной (540) и привел пленного Витигеса к стопам императора, готы вновь оправились под руководством ловкого и энергичного Тотиллы, Велизарий, посланный с недостаточными силами в Италию, был разбит (544—548); потребовалась энергия Нарсеса, чтобы подавить сопротивление остготов при Тагине (552), сокрушить в Кампании последние остатки варваров (553) и освободить полуостров от франкских орд Левтариса и Бутилина (554).
Однако понадобилось двадцать лет, чтобы вновь завоевать Италию. Снова Юстиниан со свойственным ему оптимизмом слишком быстро поверил в окончательную победу, и быть может, именно поэтому он не сделал вовремя необходимого усилия, чтобы одним ударом сломить силу остготов. Ведь подчинение Италии имперскому влиянию было начато с совершенно недостаточной армией — с двадцатью пятью или едва с тридцатью тысячами солдат. В результате война безнадежно затянулась.
Равным образом в Испании Юстиниан воспользовался обстоятельствами, чтобы вмешаться в династические распри Вестготского королевства (554) и отвоевать юго-восток страны.
В результате этих счастливых кампаний Юстиниан мог льстить себя мыслью, что ему удалось осуществить свою мечту. Благодаря его упорному честолюбию Далмация, Италия, вся Восточная Африка, юг Испании, острова западного бассейна Средиземноморья — Сицилия, Корсика, Сардиния, Балеарские острова — вновь стали частями единой Римской империи; территория монархии увеличилась почти вдвое. Власть императора распространилась вплоть до Геркулесовых столпов и, если исключить часть побережья, сохраненную вестготами в Испании и в Септимании и франками в Провансе, можно сказать, что Средиземное море вновь стало римским озером.
Но ни Африка ни Италия не вошли в империю в своих прежних размерах; к тому же они были уже истощены и опустошены долгими годами войны. Тем не менее, вследствие этих побед влияние и слава империи неоспоримо возросли, и Юстиниан использовал все возможности, чтобы закрепить свои успехи. Африка и Италия образовали, как некогда, две префектуры претория, и император старался вернуть населению его былое представление об империи. Восстановительные мероприятия частично заглаживали военную разруху. Организация обороны — создание больших военных команд, образование пограничных марок (limites) , занимаемых специальными пограничными войсками (limitanei) , постройка мощной сети крепостей, — все это гарантировало безопасность страны. Юстиниан мог гордиться тем, что он восстановил на Западе тот совершенный мир, тот «совершенный порядок», который казался ему признаком подлинно цивилизованного государства.
К несчастью, эти крупные предприятия истощили империю и заставили ее пренебречь Востоком. Восток отомстил за себя самым страшным образом.
Первая персидская война (527—532) была лишь предвестником грозившей опасности. Так как ни один из противников не заходил слишком далеко, исход борьбы остался нерешенным; победа Велизария при Даре (530) была возмещена его поражением при Каллинике (531), и обе стороны вынуждены были заключить непрочный мир (532). Но новый персидский царь Хосрой Ануширван (531—579), деятельный и честолюбивый, был не из тех, кто мог удовлетвориться подобными результатами. Видя, что Византия занята на Западе, особенно обеспокоенный проектами мирового господства, которых Юстиниан не скрывал, он устремился в 540 г. в Сирию и взял Антиохию; в 541 г. он вторгся в страну лазов и захватил Петру; в 542 г. он разрушил Коммагену; в 543 г. разбил греков в Армении; в 544 г. опустошил Месопотамию. Сам Велизарий был не в силах его одолеть. Пришлось заключить перемирие (545), много раз возобновлявшееся, и в 562 г. подписать мир на пятьдесят лет, согласно которому Юстиниан обязался платить «великому царю» дань и отказался от всякой попытки проповедовать христианство на персидской территории; но хотя этой ценой он сохранял страну лазов, древнюю Колхиду, персидская угроза после этой длительной и опустошительной войны не стала менее устрашающей для будущего.
В то же самое время в Европе граница на Дунае поддавалась под напором варваров. В 540 г . гунны предали огню и мечу Фракию, Иллирию, Грецию до Коринфского перешейка и дошли до подступов к Константинополю; в 547 и в 551 гг. славяне опустошили Иллирию, а в 552 г. грозили Фессалонике; в 559 г. гунны вновь появились перед столицей, спасенной с большим трудом благодаря храбрости старого Велизария. Помимо того, на сцену выступают авары. Конечно, ни одно из этих вторжений не установило длительного господства чужеземцев в империи. Но все же Балканский полуостров был жестоко разорен. Империя дорого платила на востоке за триумфы Юстиниана на западе.
Тем не менее, Юстиниан стремился обеспечить защиту и безопасность территории как на западе, так и на востоке. Организацией больших военных команд, доверенных магистрам армии (magist ri militum), созданием на всех границах военных рубежей (limites), занятых специальными войсками (l imitanei), он перед лицом варваров восстановил то, что некогда называлось «прикрытием империи» (praetentura imperii). Но главным образом он воздвигал на всех границах длинную линию крепостей, которые занимали все важные стратегические пункты и образовывали несколько последовательных барьеров против вторжения; вся территория за ними для большей безопасности была покрыта укрепленными зaмками., Юстиниан поистине «спас империю».
Наконец, византийская дипломатия, в дополнение к военным действиям, стремилась обеспечить во всем внешнем мире престиж и влияние империи. Благодаря ловкому распределению милостей и денег и искусному умению сеять раздоры среди врагов империи она приводила под византийское владычество варварские народы, бродившие на границах монархии, и делала их безопасными. Она включала их в сферу влияния Византии путем проповеди христианства. Деятельность миссионеров, распространявших христианство от берегов Черного моря до плоскогорий Абиссинии и оазисов Сахары, была одной из характернейших черт византийской политики в средние века. Напомню, что до этого времени миссионерством специально практически никто не занимался.
Таким образом империя создала себе клиентуру вассалов; в их числе были арабы из Сирии и Йемена, берберы из Северной Африки, лазы и цаны на границах Армении, герулы, гепиды, ломбарды, гунны на Дунае, вплоть до франкских государей отдаленной Галлии, в церквах которой молились за римского императора. Константинополь, где Юстиниан торжественно принимал варварских государей, казался столицей мира. И хотя престарелый император в последние годы правления действительно допустил упадок военных учреждений и чересчур увлекся практикой разорительной дипломатии, которая, вследствие раздачи денег варварам, вызывала их опасные вожделения. Тем не менее, несомненно, что пока империя была достаточно сильна, чтобы защищать себя, ее дипломатия, действовавшая при поддержке оружия, представлялась современникам чудом благоразумия, тонкости и проницательности; несмотря на тяжелые жертвы, которых стоило империи огромное честолюбие Юстиниана, даже его хулители признавали, что «естественным стремлением императора, обладающего великой душой, является желание расширить пределы империи и сделать ее более славной» (Прокопий).
Внутреннее управление империей доставило Юстиниану не меньше забот, чем защита территории. Его внимание занимала неотложная административная реформа. Грозный религиозный кризис настойчиво требовал его вмешательства.
В империи не прекращались смуты. Администрация была продажной и развращенной; в провинциях царили беспорядок и нищета; судопроизводство, вследствие неопределенности законов, было произвольным и пристрастным. Одним из серьезнейших последствий такого состояния дел было очень неисправное поступление налогов. У Юстиниана были слишком развиты любовь к порядку, стремление к административной централизации, а также забота об общественном благе, чтобы он потерпел подобное положение дел. Помимо этого, для его великих начинаний ему были непрестанно нужны деньги.
Итак, он предпринял двойную реформу. Чтобы дать империи «твердые и незыблемые законы», он доверил своему министру Трибониану великий законодательный труд. Комиссия, созванная в 528 г. для проведения реформы кодекса, собрала и классифицировала в единый свод главные имперские постановления, обнародованные с эпохи Адриана. Это и был кодекс Юстиниана, опубликованный в 529 г. и вторично изданный в 534 г. За ним последовали Дигесты или Пандекты, в которых новая комиссия, назначенная в 530 г., собрала и классифицировала важнейшие выдержки из работ великих юристов второго и третьего веков, — огромный труд, законченный в 533 г., Институции — руководство, предназначенное для учащихся, — резюмировали принципы нового права. Наконец, сборник новых указов, опубликованных Юстинианом между 534 и 565 гг., дополнил внушительный памятник, известный под названием Corpus juris civilis (свод гражданского права, или кодекс Юстиниана).
Юстиниан был так горд этим великим законодательным творением, что запретил дотрагиваться до него в будущем и изменять его какими бы то ни было комментариями, а в школах права, реорганизованных в Константинополе, Бейруте и Риме, сделал его незыблемым основанием для юридического образования. И действительно, несмотря на некоторые недостатки, несмотря на спешку в работе, вызвавшую повторения и противоречия, несмотря на жалкий вид помещенных в кодексе отрывков из прекраснейших памятников римского права, — это было поистине великое творение, одно из наиболее плодотворных для прогресса человечества. Если юстинианово право дало обоснование абсолютной власти императора, оно же позднее сохранило и воссоздало в средневековом мире идею государства и социальной организации. Помимо этого, оно влило в суровое старое римское право новый дух христианства и таким образом внесло в закон неизвестную до тех пор заботу об общественной справедливости, нравственности и человечности.
В целях преобразования администрации и суда Юстиниан обнародовал в 535 г. два важных указа, устанавливавших для всех чиновников новые обязанности и предписывавших им, прежде всего, скрупулезную честность в управлении подданными. В то же время император упразднил продажу должностей, увеличил жалованье, уничтожил бесполезные учреждения, объединил в ряде провинций, чтобы лучше обеспечить там порядок, гражданскую и военную власть. Это было началом реформы, которая должна была стать значительной по своим последствиям для административной истории империи. Он реорганизовал судебную администрацию и полицию в столице; по всей империи он проводил обширные общественные работы, заставлял строить дороги, мосты, акведуки, бани, театры, церкви и с неслыханной роскошью отстраивал Константинополь, частично разрушенный восстанием 532 г. Наконец, путем умелой экономической политики Юстиниан добился развития в империи богатой промышленности и торговли и, по своей привычке, хвастался, что «своими великолепными начинаниями он дал государству новый расцвет». Однако на деле, несмотря на добрые намерения императора, административная реформа провалилась. Огромная тяжесть расходов и проистекавшая отсюда постоянная потребность в деньгах установили жестокую налоговую тиранию, которая истощила империю и довела ее до нищеты. Из всех великих преобразований удалось только одно: в 541 г. из соображений экономии был уничтожен консулат.
Как и все императоры, наследовавшие трон вслед за Константином, Юстиниан занимался церковью столько же вследствие того, что этого требовали интересы государства, сколько и из личной склонности к богословским спорам. Чтобы лучше подчеркнуть свое благочестивое усердие, он сурово преследовал еретиков, в 529 г. приказал закрыть афинский университет, где еще тайно оставалось несколько языческих преподавателей, и яростно преследовал раскольников.
Помимо этого он умел управлять церковью, как господин, и в обмен за покровительство и милости, которыми он ее осыпал, деспотически и грубо предписывал ей свою волю, откровенно называя себя «императором и священником». Тем не менее он неоднократно оказывался в затруднении, не зная, какой линии поведения ему следует держаться. Для успеха своих западных предприятий ему было необходимо сохранять установленное согласие с папством; чтобы восстановить политическое и моральное единство на Востоке, надо было щадить монофизитов, весьма многочисленных и влиятельных в Египте, Сирии, Месопотамии, Армении. Часто император не знал, на что решиться перед лицом Рима, требовавшего осуждения инакомыслящих, и Феодорой, советовавшей возвратиться к политике единения Зинона и Анастасия, и его колеблющаяся воля пыталась, несмотря на все противоречия, обрести почву для взаимного понимания и найти средство для примирения этих противоречий.
Постепенно, в угоду Риму, он позволил константинопольскому собору 536 г. предать инакомыслящих анафеме, начал преследовать их (537—538), напал на их цитадель — Египет, а в угоду Феодоре дал возможность монофизитам восстановить их церковь (543) и постарался на Константинопольском соборе 553 г. добиться от папы косвенного осуждения решений Халкидонского собора. Свыше двадцати лет (543—565) так называемое «дело трех глав» волновало империю и порождало в западной церкви раскол, не устанавливая мира на Востоке. Ярость и произвол Юстиниана, обращенные на его противников (наиболее знаменитой его жертвой был папа Вигилий), не принесли никакого полезного результата. Политика единения и веротерпимости, которую советовала Феодора, была, без сомнения, осторожной и разумной; нерешительность Юстиниана, колебавшегося между спорящими сторонами, привела, несмотря на его добрые намерения, лишь к росту сепаратистских тенденций Египта и Сирии и к обострению их национальной ненависти к империи.
В истории византийского искусства правление Юстиниана знаменует целую эпоху. Талантливые писатели, такие историки, как Прокопий и Агафий, Иоанн Эфесский или Евагрий, такие поэты, как Павел Силенциарий, такие богословы, как Леонтий Византийский, блестяще продолжали традиции классической греческой литературы, и именно на заре VI в. Роман Сладкопевец, «царь мелодий», создал религиозную поэзию — быть может, самое прекрасное и самое оригинальное проявление византийского духа. Еще более замечательным было великолепие изобразительных искусств. В это время в Константинополе завершался медленный процесс, подготовлявшийся в течение двух веков в местных школах Востока. А так как Юстиниан любил постройки, так как ему удавалось находить для осуществления своих намерений выдающихся мастеров и предоставлять в их распоряжение неистощимые средства, то в результате памятники этого столетия — чудеса знания, смелости и великолепия — ознаменовали в совершенных творениях вершину византийского искусства.
Никогда искусство не было более разнообразным, более зрелым, более свободным; в VI веке встречаются все архитектурные стили, все типы зданий — базилики, например св. Аполлинария в Равенне или св. Димитрия Фессалоникского; церкви, представляющие в плане многоугольники, например церкви св. Сергия и Вакха в Константинополе или св. Виталия в Равенне; постройки в форме креста, увенчанные пятью куполами, как церковь св. Апостолов; церкви, типа святой Софии, построенной Анфимием Тралльским и Исидором Милетским в 532—537 гг.; благодаря своему оригинальному плану, легкой, смелой и точно рассчитанной структуре, искусному разрешению задач равновесия, гармоничному сочетанию частей этот храм доныне остается непревзойденным шедевром византийского искусства. Умелый подбор разноцветного мрамора, тонкая лепка скульптур, мозаичные украшения на голубом и золотом фоне внутри храма являют собой несравненное великолепие, представление о котором еще и поныне можно получить, за отсутствием мозаики, разрушенной в храме св. Апостолов или едва видимой под турецкой росписью св. Софии, — по мозаике в церквах Паренцо и Равенны, а также по остаткам чудесных украшений церкви св. Димитрия Фессалоникского. Повсюду — в ювелирном деле, в тканях, в изделиях из слоновой кости, в рукописях — проявляется все тот же характер ослепительной роскоши и торжественного величия, которые знаменуют рождение нового стиля. Под совместным влиянием Востока и античной традиции византийское искусство в эпоху Юстиниана вступило в свой золотой век.

И в заключение я хочу сегодня затронуть еще одну тему – Магия раннего Христианства.
Приведу еще одну цитату из письма, о котором я говорила в прошлый раз:
«Уважаемая Вера Валентиновна!
У меня вопрос. Почему РПЦ Вы в своих лекциях причисляете к 18 зоне? По моим исследованиям – 22 зона, причем без вариантов. …Та магия, которая используется в ритуалах РПЦ – это реально магия, при чем тут 18 зона?...»
Ну, тут, прежде всего, вообще полное непонимание, о чем идет речь, что такое магия в нашем понимании, в чем смысл 18-й Зоны, не говоря уже о том, что речь у нас идет совсем не об РПЦ.
Магия, напоминаю, – это различные способы воздействия на процессы и явления физического мира со стороны трансфизического.
Если следовать этому определению, то все, что касается христианства – одна сплошная магия, начиная даже не с Рождества Христова, а значительно раньше. Само формирование христианства – и Учения, и церкви как организации – мы постоянно рассматриваем с метаисторической точки зрения и в меру наших возможностей отслеживаем такие процессы.
Но если говорить о магии в более узком смысле – и сам Иисус, как при жизни, так и после смерти совершал множество чудес, чудеса совершали и апостолы, и многие христиане, да и сами христианские ритуалы – тоже определенные магические обряды, причем в ранние века – очень действенные. В Житиях Святых рассказывается множество историй, когда они вступали в соревнования с языческими или варварскими магами и колдунами, и неизменно их побеждали – христианская магия в те времена оказывалась значительно сильнее. За счет чего?
Подробнее мы поговорим об этом в следующий раз. Но, чтобы энергетически подготовиться к этой теме, сегодня у нас будет медитация на 2-го Мастера – 2-ю и 22-ю Зоны. Совершенно очевидно, что у всех нас имеются огромные магические наработки – самых разных времен, масштабов и т. п. Мы изо всех сил пытаемся с ними как-то разобраться – с разной степенью успешности. Но в прошлый раз мы ставили задачу выявить и как бы энергетически пометить фрагменты тех давних кармических сценариев, которые были связаны с программами Этереоцефала. Давайте сегодня усложним задачу – попробуем как бы обозначить энергетически те магические наработки, которые у нас были (если они были) именно на энергиях раннего христианства. На следующем занятии мы эту тему продолжим, а медитацию повторим.

СООК РОН
ТООН ЭТОЛ
ФЕР АГАР
ИНН УНИТ
ОСТЕР ЭОХ