Лекция 30.
Потусторонние пространства Мусульманской метакультуры. Исламский богослов и философ Аль-Газали.

 

 
Заметим – все, что мы в лекциях этого курса говорим об исламе, имеет отношение только к до-монгольскому мусульманству. То есть до 13-го века. После завоевания монголов, хотя они впоследствии и приняли ислам, все очень сильно изменилось – и «на форме», и с метаисторической точки зрения.

Сегодня разговор пойдет о потусторонних пространствах Арабского эгрегора, а затем и мусульманской метакультуры. Завоевывая различные народы и подчиняя их, халифат (теократическое государство) включал в свой состав территории их проживания, а эгрегор стремился включить и потусторонние пространства вместе с их обитателями, подчинив их, поставив себе на службу или уничтожив. Многие сущности были переориентированы на жизнь в новых условиях. Но об этом – в следующий раз.

Начнем с пространств Посмертия. Напомню, что что в халифат включались народы, стоящие на самых разных уровнях «цивилизованности» как с исторической, так и метаисторической точки зрения – от кочевников-бедуинов до персов-зороастрийцев. Прежде всего поговорим о похоронных обрядах, традиции которых нарабатываются многими столетиями, а то и тысячелетиями, и в значительной степени дают понять, как живые относились к своим покойникам и к потусторонней жизни вообще.

У доисламских арабов не было отчетливого представления о существовании потустороннего, загробного мира. Кочевники не знали специальных кладбищ. Как правило, умершего просто закапывали в землю, не ставя никаких надмогильных знаков, или же оставляли труп на таком месте, где он тут же становился добычей хищников. В доисламской поэзии арабов об этом имеется достаточно сведений. Когда умершего или убитого героя закапывали, то в знак сострадания к нему на месте захоронения убивали верблюда (как правило, того, на котором он ездил). Больше туда никто не возвращался, и скоро всякие следы погребения исчезали. Отсутствовали также всякие поминки по умершему. Похороны нужно было провести как можно скорее, желательно в тот же день. На начальных этапах Ислама этот обычай у кочевников до известной степени сохранялся.

У оседлых племен древних арабов погребение совершалось так: они омывали умерших холодной водой, смешанной с благовониями; затем обертывали саваном и созывали на погребение своих знакомых. В знак печали женщины громко плакали, раздирали на себе одежды, царапали лица и грудь, открывали лицо свое, надевали траурную одежду, а мужчины посыпали свои головы прахом, как делали евреи. По прибытии знакомых и близких, над покойником начинали причитать плакальщицы, восхваляя его качества; затем клали покойника на особые погребальные носилки и относили на кладбище, где и зарывали в могиле. Могилы обыкновенно делали с боковым углублением, в котором укладывалось тело покойного на боку, с подложенной под голову рукой. Это боковое углубление в могиле закладывалось большими камнями, а затем вся могила заполнялась землей и наверху ее насыпали холмик из земли, в виде небольшого кургана. Намогильный холм арабы старались оживить зеленью. Иногда делалось возвышение из камней. Подобно всем известным языческим народам, древние арабы клали в могилу вместе с умершим его меч и некоторые другие принадлежности его одеяния. На могиле, после погребения, устраивалась тризна, причем глиняная посуда, в которой была пища, здесь же и разбивалась. Было в обычае также оставлять на могиле верблюдицу, на которой покойный ездил при жизни; голову ее пригибали к туловищу (назад), покрывали попоной и оставляли умирать голодной смертью. Вдовы соблюдали глубокий траур после погребения мужа в течение года, не употребляя благовоний и одежд красного цвета, а по истечении этого срока совершали особые обряды и освобождались от всех стеснений траура. Но самой характерной особенностью в жизни древних арабов было требование немедленной мести за смерть родственника, если он был убит. Всякие обряды откладывались до тех пор, пока не совершена была месть.

Погребальные традиции в зороастризме

Понятие ритуала играет в зороастризме важнейшую роль, и все понятие ритуальной чистоты и загрязнения зиждется на одной из книг Авесты — девятнадцатой книге, которая называется «Видевдат». Это корпус священных текстов, которые были скомпилированы примерно в Сасанидскую эпоху, в III веке нашей эры, и записаны примерно в IX веке. «Видевдат» в переводе означает «закон против демонов».

В «Видевдате» очень скрупулезно описывается дихотомия между «чистыми» и «грязными», загрязненными сферами. Почему в зороастризме актуальна эта дихотомия? Потому что само понятие «религия» основано на разделении между добром и злом.

Ахура Мазда (Ормазд в среднеперсидской традиции) и одновременно Ахриман (Ангра Майнью) — его враг, демон, злой дух, — в отличие от авраамической традиции, обладают возможностью творения. Причем у Ахуры Мазды – это «хорошее» творение, а Ахриман творит «плохое». То есть в нашем мире, таким образом, есть сферы, которые сотворены Ормаздом (Ахурой Маздой), владыкой мудрости, и плохие сферы, которые олицетворены Ахриманом (Ангра Майнью), злым духом. К «хорошим» сферам относятся, например, земля, вода, огонь и всяческая жизнь. В том числе есть разделение на добрых животных, которые сотворены Ахурой Маздой (Ормаздом), и злых животных. И добродетель каждого зороастрийца в том, чтобы этих злых животных уничтожать.

К нечистым сферам в «Видевдате» и во всей зороастрийской традиции отнесена смерть. Смерть есть творение Ахримана. И в Видевдат написано, каким образом сделать так, чтобы разделить чистые сферы, связанные с жизнью, с землей, огнем и водой, и грязные сферы, которые связаны со смертью. Это значит, что труп ни в коем случае нельзя хоронить в земле, ни в коем случае нельзя оставлять у источника воды, и, особенно, ни в коем случае нельзя сжигать, потому что огонь есть направление молитвы к Ормазду.

В Авесте сказано: "Сначала Ахура Мазда произвёл мысль, и небесные царства наполнились Светом". Все материальные создания сделаны из Света, в соответствии со степенями его сгущения. Огонь – самая видимая и сияющая форма того Божественного Света среди материальных созданий. Божественные Существа связаны со светом. Здоровье человека также увеличивается от присутствия в нём Божественного света.

«Видевдат» предполагает всяческого рода наказание для человека, который сжигает труп, или сбрасывает труп в воду, или подвергает его какому-либо контакту с чистыми сферами. Этот человек должен подвергаться смертной казни.

Что же нужно сделать с трупом, если нельзя захоронить в землю или сжечь? Эта проблема была решена с помощью специальных мест, которые называются дахма. Дахма — это такие ритуальные площадки, на которые выкладываются трупы. В «Видевдате» в 8-й главе сказано, что труп (насу) необходимо выложить в место, которое доступно для трупоедящих животных и трупоедящих птиц. Как правило, дахмы имели форму башен, хотя теоретически дахмой может стать любое место, отведённое под погребение, куда не пристало приходить членам общины. Например, иногда в качестве дахм использовались ниши в скалах. Классические дахмы выстраивались таким образом, чтобы скелет человека после того, как он оказывался «очищен» от мяса, проваливался бы через решётку внутрь самой башни, позволяя в случае нужды поместить на её вершину нового мертвеца.

После смерти — торжества Ахримана, злого духа, — в человека с трупной мухой вселяется демон, который называется насу, и человек становится вместилищем этого демона, он уже не человек. Поэтому с ним запрещен всяческий контакт на 30 шагов. На это специальное пространство труп должны внести специально обученные люди – трупоносцы, их называют насусаларами – это специальные члены зороастрийской общины, которые должны внести труп в дахму и специальным образом омыть его, одеть в священную рубаху судру, священный пояс кушти и расположить его таким образом, чтобы его сразу смогли съесть птицы, которые там должны его караулить, — они в иранской традиции называются лашехоры – «съедающие труп». Причем труп нельзя переносить на деревянных носилках, потому что дерево в зороастризме может стать проводником трупного демона насу и осквернить человека, который эти носилки на себя взваливает вместе с трупом. Только металл.

Сами насусалары особым образом выбираются из общины. Рядовому зороастрийцу запрещено даже приближаться к трупу на расстояние меньше 30 шагов, иначе он сам становится нечистым и ему требуются долгие и утомительные ритуалы очищения. Насусалары должны не только переносить трупы, но и проводить над ними определённые обряды, переодевать в специальную ритуальную одежду. Также они обязаны поддерживать в порядке дахмы, если в этом возникает нужда.

Остальные члены общины относятся к ним с особым ритуальным презрением, призванным отделить обычных людей от тех, кто вынужден постоянно сталкиваться со смертью. Это делает насусаларов схожими с кастой «неприкасаемых» в Индии.

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ В ИСЛАМЕ

Смерть, неизбежное и естественное явление, всегда вызывала у окружающих потрясение. Как все древние народы, арабы представляли человека существом, состоящим из тела и души. Ислам закрепляет идею о том, что душа вечна и, покидая тело, она стремится к Богу. Идея двойственности человеческого существа в Исламе закрепляется идеей существования двух миров — земного и загробного. Земной мир временный. Вечным является загробный мир. Шариат разработал целую систему правил для перехода души в загробный мир, и особенно четко разработаны погребальные обряды. Они в исламе достаточно сложны, поэтому производятся в присутствии духовных лиц. Но несмотря на сложность, все ритуальные действия должны быть строго соблюдены — это является долгом каждого мусульманина.

Шариат требует, чтобы мусульманин еще в земной жизни готовился к загробному миру. Одобряется Шариатом, если мусульманин при жизни готовит саван, кедровый порошок и камфору, откладывает для похорон деньги. Монархи и высокопоставленные люди строили роскошные мавзолеи, гробницы и усыпальницы задолго до того, как смерть настигала их.

Уже над находящимся при смерти мусульманином совершаются особые обряды. Прежде всего, умирающего, будь то мужчина или женщина, взрослый или ребенок, Шариат требует положить на спину таким образом, чтобы ступни ног были обращены в сторону киблы. Если это невозможно, допустимо положить умирающего на правый или левый бок лицом к кибле. В процессе погребального обряда читают слова Шахады («Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник Аллаха»). Ее следует читать так, чтобы умерший слышал ее и по возможности мог ее повторить, так как, согласно хадису, человек, умерший с этими словами на устах, попадет в рай. Шариат требует не оставлять около умирающего одну женщину. Не одобряется слишком громкий или оживленный разговор или плач около умирающего.

Умершего нельзя оставлять одного в помещении. После смерти мусульманина над ним совершаются следующие ритуалы: покойному завязывают глаза, рот, подбородок, стягивают руки и ноги, накрывают лицо. Если смерть наступила ночью, около покойного ставят светильник. Если умирает беременная женщина, Шариат требует вскрыть ей левый бок, вынуть ребенка, снова зашить. Над умершим совершается обряд омовения водой, а если нет воды — песком. Как правило, умершего омывают три раза: -- водой, содержащей кедровый порошок; водой, смешанной с камфорой; чистой водой.

Если мусульманин облачен в ихрам (был в соответствующей одежде и в соответствующем состоянии при обходе Каабы) и умер, не успев обойти вокруг Каабы, его омывают чистой водой без примеси кедрового порошка и камфоры. После обмывания умершего Шариат советует смазать его лоб, ноздри, ладони, плечи, большие пальцы ног камфорой. Весь этот обряд совершается над покойником до окутывания в саван.

Шариат запрещает хоронить умершего в одежде; он требует окутывать его в саван. Саван изготавливается из белого полотна или ситца и состоит из трех частей: куска ткани для окутывания нижней части тела; куска ткани, называемой рубаха;
ткани, покрывающей покойного с головы до ног. Для зашивания савана используется обязательно деревянная игла, причем объяснения этому в Шариате нет. Скорее всего, это связано с древностью обряда: когда-то трудно было раздобыть металлическую иглу.

Шариат требует, чтобы саван готовили: для умершей жены — муж, для умершего мужа — жена, или родственники, или дети покойного. Если же у последнего никого нет, похороны осуществляет мусульманская община. На саван нельзя пустить украденный или присвоенный материал; не одобряется изготовление савана из кожи нечистого с позиций Шариата животного, чистого шелка, золототканого материала. В безвыходном положении — для савана допустима кожа животного, дозволенного Шариатом.

Последнюю, завершающую стадию погребального обряда составляют похороны на кладбище. У доисламских арабов не было отчетливого представления о существовании потустороннего, загробного мира. Кочевники не знали специальных кладбищ. Как правило, умершего просто закапывали в землю, не ставя никаких надмогильных знаков, или же оставляли труп на таком месте, где он тут же становился добычей хищников. В доисламской поэзии арабов об этом имеется достаточно сведений. Когда умершего или убитого героя закапывали, то в знак сострадания к нему на месте захоронения убивали верблюда. Больше туда никто не возвращался, и скоро здесь исчезали всякие следы погребения. Отсутствовали также всякие поминки по умершему. На начальных этапах Ислама этот обычай до известной степени сохранялся. В одном из хадисов говорится, что на месте захоронения мусульманина не должно оставлять никаких памятных знаков. Могила должна быть сровнена с землей таким образом, чтобы ее нельзя было отличить от окружающей почвы, если сделать семь шагов в сторону. Этот обычай, характерный для кочевых и полукочевых народов, не прижился в Исламе. Более того, вошли в традицию пышные погребальные обряды и создание специальных мест захоронения — кладбищ.

Правила захоронения по Шариату следующие. Шариат рекомендует как можно скорее хоронить покойного. Очевидно, это имеет положительное значение для санитарии и гигиены, в особенности в теплое время года. Рекомендуется хоронить умершего на ближайшем кладбище. Правда, рекомендация эта не всегда выполняется, и состоятельные люди стараются похоронить своих близких на больших и известных кладбищах. Среди мусульман преклонного возраста находятся люди, которые выезжают в Мекку или Медину, чтобы дожить там свои последние годы и удостоиться чести быть захороненными на кладбищах святых Мекки или Медины.

Мусульманина не принято хоронить в гробу, но это и не запрещается. Как правило, в гробу хоронят мусульман, умерших насильственной смертью (умерщвленных путем любого расчленения тела или когда труп находят уже разложившимся и т. д.). В любом случае мусульман кладут в гроб окутанными в саван, без одежды и посторонних предметов, лицом к кибле. Если мусульманин умер во время плавания, Шариат требует по возможности подождать и похоронить его на суше. Если же земля далеко, над ним совершается мусульманский обряд (омовение, окутывание в саван, молитва и т. д.), затем к ногам покойного привязывают тяжелый предмет и опускают в море. Так поступают и в том случае, если у умершего есть враги, которые могут вытащить труп из могилы и изуродовать его. Шариат требует по возможности опускать труп в море в таком месте, где он не сразу станет добычей морских животных. Разрешается опускать тело в море, заключив его в кувшин или другой сосуд, закрытый крышкой. Если мусульманин умер, упав в колодец, и тело невозможно вытащить оттуда, Шариат требует закрыть колодец и считать его могилой умершего, причем обязателен погребальный обряд (чтение молитвы).

Не следует сразу опускать тело в могилу. При приближении к ней постепенно замедляют шаг, три раза кладут носилки с покойным на землю, и лишь после этого опускают его в могилу. Если умер мужчина, когда его кладут на землю в третий раз, голова его должна лежать в сторону киблы. Опускают его в могилу с ее широкой стороны, тогда как женщин кладут лицом в сторону киблы и опускают в могилу сразу. Тому, кто спускается в могилу, чтобы уложить тело, Шариат рекомендует быть без головного убора и без обуви. Он первым бросает в могилу горсть земли и говорит на арабском языке: «Все мы принадлежим Аллаху и возвращаемся к Нему». Могилу выкладывают жженым кирпичом. Засыпанная землей могила должна на четыре пальца возвышаться над уровнем земли. Женская могила должна быть чуть глубже по сравнению с мужской. Затем могилу поливают водой, семь раз бросают горсть земли и читают молитву.

В системе погребальных обрядов Ислама особое место занимает молитва над покойным. Чтение молитвы начинается еще до похорон. Имам, читающий молитву над усопшим, стоит ближе к телу, если умерший — мужчина, и чуть дальше, — если женщина. Если умер ребенок, достигший шести лет, молитва обязательна, если моложе, — нежелательна. Если ребенок родился мертвым, молитва нежелательна. Молитву читают, как правило, после омовения и окутывания умершего в саван. Между гробом или носилками, на которых лежит покойник, и муллой, читающим молитву, не должно быть никакой преграды или занавеса. Перед началом молитвы имам трижды повторяет канонические молитвы («ас-салят»). Прежде чем закрыть могилу и засыпать ее землей, совершается еще один обряд. Имам кладет правую руку на правое плечо покойного, левую — на левое плечо, сильно трясет покойника и близко от его уха трижды повторяет: «Слушай и пойми такой-то (называет имя)». Далее идет чтение молитвы.

С погребальным обрядом Ислама связана еще одна деталь. Это чтение молитвы вахшат (она еще называется молитва «устрашение»).  Молитва эта читается в первую ночь после похорон, до вечернего намаза. Если по каким-либо причинам похороны задерживаются, молитва вахшат также переносится. В этой молитве близкие умершего выражают беспокойство по поводу того, что ему приходится находится в одиночестве подземного царства, в могиле. Молитва сопровождается многочисленными мольбами, обращенными к Аллаху, — чтобы тот сжалился над покойником, облегчил его страдания в могиле и изгнал из могилы злых духов. Характерно также, что после похорон, особенно в первую ночь, в молитвах чаще всего упоминается имя умершего, причем о нем говорится только положительное. Согласно мусульманским преданиям, в первую же ночь в могиле появляются ангелы смерти — Мункар и Накир, которые начинают допрос покойного, и молитвы должны способствовать облегчению его положения перед загробным судом. Похороны у мусульман нужно провести как можно скорее, желательно в тот же день.

Шариат не запрещает оплакивания покойника, но строго запрещает делать это громко: мусульмане верят, что усопший мучается, когда близкие оплакивают его. Громко плакать запрещено еще и для того, чтобы умирающий мог сосредоточиться на своем последнем испытании и не горевал о мирском. Недопустимо также, чтобы близкие родственники покойного царапали себе лицо и тело, рвали волосы и одежду, наносили своему телу другие повреждения. Если женщина повреждает себе лицо, она должна дать обычное искупление (освободить одного раба, накормить десять бедняков или дать им одежду). Это же относится и к мужчинам – молодых или среднего возраста окружающие упрекают, детей и стариков нежно успокаивают. Ислам запрещает и профессию плакальщиков по мертвым – ни с одним из пережитков культа мертвых времен джахилии ислам не боролся так энергично! В некоторых местах плач по умершему продолжался до тех пор, пока не умирал другой, равный ему человек, и тогда плач переносился на него.

Изречение Мухаммеда гласит: "Моя община не может потерпеть четырех обычаев язычества: хвастовства добрыми делами, опорочивания происхождения других людей,
веры, что плодородие зависит от звезд, и плача по мертвым".

Естественно, недостаточно осветить только практический аспект ритуала похорон, не сказав ничего о духовной стороне смерти. Поэтому мы приведем перевод избранных глав из произведения упомянутого в прошлой лекции известного теолога, философа и правоведа мусульманского мира Абу Хамида ал-Газали ат-Туси (1058— 1111) «Кимийа-йи са‘адат» («Эликсир счастья»), отразившего в них представления о душе, ее состоянии после смерти, замогильных муках, загробном мире, воскрешении и многом другом, касающемся перехода души умершего в иной мир.

Ал-Газали* написал эту книгу, будучи преподавателем знаменитого Багдадского медресе Низамийа (см. лекцию 29). В одном из писем он указывает:

«Люди делятся на три группы. Одна — ‘авамм, которые довольствуются слепым подражанием, не зная, как действовать произвольно, но обучаясь у других. Хотя этот уровень не столь высок, всё же такие люди спасутся...

Итак, люди разделились на три части в зависимости от того, что они создали своим ориентиром: одна — ‘авамм, беспечные люди; другая — избранные, прозорливые люди; третья — избранные из избранных, люди внутреннего видения Как первая категория была ‘авамм по отношению ко второй, так и  вторая категория была ‘авамм по  отношению к  третьей, хотя так и не поняла их высказываний и не узнала среди них тех, о ком сказано: «У того, кто взглянул на лик Всевышнего Аллаха, поистине, преобразился его собственный лик», хотя и говоря об этом...»

Приведённые авторские определения чётко указывают на целевую аудиторию Кимийа-йи са‘адат. Это мусульмане-миряне. Именно для них, ещё не погружённых в изучение религиозных тонкостей и пока занятых повседневными мирскими занятиями, ал-Газали написал простую и понятную книгу на персидском языке. Мы приведем отдельные выдержки из этой книги, но рекомендуем прочитать ее целиком – в интернете ее можно найти в поисковике по ссылке: Абу Хамид ал-Газали ат-Туси «Кимийа-йи са‘адат» («Эликсир счастья»).

Ал-Газали пишет:

Знай, человек был сотворён не для игр и пустого времяпровождения, но ему предстоит великое дело и крупная ставка. Ведь хотя он не изначален, он — вечен. И пусть тело его смертно и низменно, истина его духа возвышенна и божественна. Когда его сущность, хотя вначале замешенную и сцепленную с дикими, хищными, дьявольскими качествами, опустишь в горнило внутренней борьбы, она очистится от этой смеси и осквернения, став достойной покровительства Владыки господства. С Нижайших низов [95: 5] до Высочайших высей [83: 18] все взлёты и падения зависят от его действий. Нижайшие низы для него — это нисхождение к статусу диких животных и хищников, когда он становится пленником страстей и злобы. Высочайшие выси для него — это достижение степени ангелов, когда он освобождается от страсти и злобы, и обе они становятся его пленницами, а он — их царём. Достигнув такого царствования, он удостаивается покорности пред Владыкой Божественности.

Так удостоиться — это качество ангелов и совершенство степени человека. Когда у него войдёт в привычку получать удовольствие от красоты Владыки Божественности и он не сможет вытерпеть и часу без созерцания Его красоты, тогда наблюдение этой красоты станет его раем. А рай, чей удел чувственность, очи, чрево и женские гениталии, покажется ему ущербным. Поскольку сущность человека в начале становления несовершенна и низменна, постольку её невозможно привести от несовершенства к степени совершенства, кроме как через внутреннюю борьбу и исцеление. Сколь трудно превращение, которое доведёт медь и латунь до чистого, без примесей, золота — и не всякому оно знакомо, столь же трудно и превращение, которое доведёт человеческую суть, принадлежащую низшим животным, до чистоты и утончённости ангелов для обретения вечного счастья — и не каждому оно ведомо. Цель создания данной книги — разъяснение составляющих для такого превращения. На самом деле оно — эликсир вечного счастья. Имея в виду именно это, мы назвали данную книгу Кимийа-йи са‘адат (Элексир счастья). Существительное кимийа (‘химия’) подходит ей более всего. Ведь различие между медью и золотом — не более чем в желтизне и твёрдости, а результат превращения — не более чем мирское благоденствие. Сколько времени отпущено этому миру и что такое мирские блага? А различие между животными и ангельскими качествами такое, как от Нижайших низов до Высочайших высей. Поэтому результатом превращения [здесь] является человеческое счастье, чей срок не имеет конца и чьи виды услад беспредельны. Никакой мути не подступиться к чистоте его блаженства. Стало быть, использование существительного кимийа кроме как для этой книги является заимствованным и недостойным.


Вот такими столпами и основами представлен «Эликсир счастья»:


Первый ‘унван. О познании истины о самом себе

Второй ‘унван. О познании истины о Всевышнем Господе

Третий ‘унван. О познании истины об этом мире

Четвёртый ‘унван. О познании истины о том мире


Унван (араб. — заглавие), в арабских и персидских рукописях орнаментальная заставка начала сочинения, главы, раздела. Занимала от 1/3 до половины страницы.


Столп первый. О религиозных отправлениях.

В нём десять основ.

Основа первая. О вероубеждениях суннитов

Основа вторая. О поиске знания

Основа третья. О ритуальном очищении

Основа четвёртая. О молитве

Основа пятая. Об отчислении в общину (закят)

Основа шестая. О посте

Основа седьмая. О паломничестве (хаджж)

Основа восьмая. О чтении Корана

Основа девятая. О Богопоминании и призывах

Основа десятая. О порядке вирдов


Столп второй. Поведение.

В нём также десять основ.

Основа первая. Об этикете приёма пищи

Основа вторая. Об этикете вступления в брак

Основа третья. Об этикете зарабатывания и торговли

Основа четвёртая. О поиске разрешённого (халал)

Основа пятая. Об этикете общения с людьми

Основа шестая. Об этикете уединения

Основа седьмая. Об этикете путешествия

Основа восьмая. Об этикете сама‘ и ваджда

Основа девятая. Об этикете повеления к добру и запрещения отвергаемого

Основа десятая. Об обладании подданными и управлении


Столп третий. Об отсечении на религиозном пути препятствий, которые губительны.

В нём также десять основ.

Основа первая. О воспитании души (нафс)

Основа вторая. Об излечении от сексуальной и утробной страсти

Основа третья. Об излечении от словоохотливости и напастей языка

Основа четвёртая. Об излечении от болезни гнева, раздражительности и зависти

Основа пятая. Об излечении от любви к этому миру

Основа шестая. Об излечении от любви к имуществу

Основа седьмая. Об излечении от честолюбия и почитания

Основа восьмая. Об излечении от двуличия и лицемерия в поклонении

Основа девятая. Об излечении от самодовольства и самолюбования

Основа десятая. Об излечении от самообольщения и самообмана


Столп четвёртый. О спасительных.

В нём также десять основ.

Основа первая. О покаянии и отречении от притеснений

Основа вторая. О терпении и благодарности

Основа третья. О страхе перед Богом и надежде на Него

Основа четвёртая. О бедности и аскетизме

Основа пятая. О правдивости и искренности

Основа шестая. О самоотчёте и самонаблюдении

Основа седьмая. О размышлении

Основа восьмая. О единобожии и уповании на Бога

Основа девятая. О любви и влечении Основа десятая.

О поминании смерти и состояний того мира


Выдержки из разных глав:

О познании истины о самом себе:

Знай, что ключ к мистическому познанию Всевышнего кроется в мистическом познании своей души (нафс). Поэтому было сказано: — Кто познал себя, тот уже познал своего Господа.

Возможно, ты скажешь, что знаешь себя. Но ты ошибаешься, ведь такому знанию не годится быть ключом к мистическому познанию Всевышнего. Высшие животные знают о себе то же самое, что и ты о себе, что у них есть голова, лицо, руки, ноги, плоть и кожа сверху — не более того. Ты знаешь своё внутреннее естество настолько, что когда ты голоден — ешь хлеб, когда у тебя жажда — пьёшь воду, когда ты злишься, то нападаешь на кого-нибудь, когда тебя охватывает плотская страсть, то намереваешься жениться. В этом все высшие животные с тобой равны.

Стало быть, тебе надо искать мистическое знание о себе: что ты есть сам по себе, откуда ты пришёл и куда уйдёшь, для чего ты пришёл на это этапное место, зачем тебя создали, что есть твоё счастье и в чём оно, что есть твоё несчастье и в чём оно.

Некоторые из качеств, собранных в твоём внутреннем естестве, — это качества высших животных, некоторые — диких, некоторые — демонов, некоторые — ангелов. Из всех них к каким отнести тебя? Какие из них представляют истину твоей сути, а какие — чужды и взяты на время? Не зная этого, ты не сможешь устремиться к своему счастью, поскольку каждому из качеств свойственна пища особого рода.

Пища высшего животного и его счастье — есть, спать и оплодотворяться. Если ты высшее животное, то денно и нощно прилагай усилия для поддержания в порядке работы утробы и гениталий.

Пища диких животных и их счастье — раздирать, убивать и быть свирепым.

Пища демонов — побуждать к злу, проявлять коварство и хитрость. Если относишься к ним, то занимайся их занятием, чтобы прийти к спокойствию и своему счастью.

Пища для ангелов и их счастье — наблюдать красоту Владыки Божественности. Им не свойственны жадность, злоба, качества скотины и диких животных. Если по своему происхождению ты ангельская сущность, то борись, чтобы познать Владыку Божественности. Прокладывай себе путь к созерцанию Его красоты, высвобождаясь из объятий плотской страсти и гнева. Стремись узнать, для чего в тебе сотворены скотские качества и качества диких животных. Сотворены ли они для того, чтобы пленить тебя, заставить служить себе и принудительно трудиться денно и нощно, либо для того, чтобы ты пленил их и в предстоящем тебе путешествии принудил их работать на себя, создав из одних своё средство передвижения, а из других — оружие.

За небольшое время, в течение которого ты находишься на этом этапе, используй их, чтобы с их помощью изловить зерно своего счастья. Когда зерно счастья окажется у тебя в руках, брось их себе под ноги и обратись к месторасположению своего счастья. Такое месторасположение, по выражению избранных (хавасс), — это Владыка Божественности, а по выражению обывателей (‘авамм), — рай. Тебе следует знать все подобные значения для того, чтобы познать себя хотя бы чуть-чуть. Кто о них не узнает, у того уделом на религиозном пути будет ограниченность, а сам он будет сокрыт завесой от истины и сердцевины религии.

Если ты хочешь познать и узнать себя, то знай, что тебя сотворили, сделав из двух вещей. Одна — внешняя оболочка, которую именуют телом и которую можно видеть внешним взором. Другая — внутренняя суть, которую называют нафс (‘душа’, ‘эго’), джан (‘душа’) и дил (‘сердце’). Её можно познать внутренним видением, но невозможно увидеть внешним взором. Истина твоя — та внутренняя суть. Всё, что есть кроме неё, всё это принадлежит ей, являясь её войском и слугами. Мы будем именовать её сердцем.

Когда мы поведём разговор о сердце, знай, что под ним мы будем иметь в виду истину человека, которую иногда называют духом (рух), иногда душой (нафс). Под  таким сердцем мы  не  подразумеваем тот кусок плоти, что расположен в левой стороне груди, так как он не представляет ценности. Им обладают и верховые животные, и мертвецы, его можно увидеть внешним взором. Всё, что можно увидеть воочию, принадлежит этому миру, называемому миром свидетельства.

Истина сердца — не от мира сего. Сердце пришло в мир чужестранцем для перехода. А тот внешний кусок плоти служит ему средством передвижения и орудием. Все члены и всё тело — это его войско, а оно царствует над всем своим телом. Мистическое познание Всевышнего и созерцание всей красоты Его присутствия — это его качество. У него есть обязанности, к нему обращены проповеди, для него существуют упрёки и наказания, у него бывают подлинное счастье и настоящее несчастье. Во всём этом тело следует ему. Мистическое познание его истины и мистическое познание его качеств — ключ к мистическому познанию Всемогущего и Великого Бога. Приложи усилия к тому, чтобы познать его [сердце], так как суть его необыкновенна, драгоценна и происходит от сути ангелов. Его подлинным источником является Владыка Божественности. Оттуда оно пришло, туда оно и вернётся. Сюда оно явилось для скитаний, для торговли и земледелия. Вслед за этим, Бог даст, ты познаешь смысл такой торговли и земледелия.

О мистическом познании того мира

Знай, никто не познает истины того мира, пока сначала не познает истины смерти. А истины смерти не узнает до тех пор, пока не узнает истины жизни. А её не узнает до тех пор, пока не узнает истины духа. Мистическое познание истины духа — это мистическое познание истины своей души.

Знай, человек состоит из двух основ, как мы уже упоминали ранее. Первая — дух (рух), вторая — тело. Дух подобен наезднику, тело — верховому животному. Посредством тела дух приобретает определённое состояние в том мире, будь то рай или ад. У самого духа по своей сути есть тоже определённое состояние, но без вмешательства и участия в нём оболочки. Без оболочки у него тоже бывают райское или адское состояния — состояния счастья или несчастья. Приобретаемые блаженство и удовольствие сердца без участия оболочки назовём духовным раем. А его боль, муки и несчастье без участия оболочки — духовным огнём. Что же касается рая и ада с участием оболочки, то здесь всё само по себе очевидно. В сумме рай — это реки, деревья, гурии, замки, яства, напитки и т. п. А ад в сумме — это змеи, скорпионы, адские деревья и т.  д.  Описания обоих известны как из Корана, так и из преданий. Понимающие в них разберутся.

Разъясним истину смерти и укажем на смысл духовного рая и ада, о чём знает не всякий и о чём Он  (Пророк) сказал: — Для праведных рабов своих Я подготовил то, что не видели их глаза, не слышали их уши и не испытывало сердце человека.

Он сказал в Славном Коране: «Не ведает душа, что скрыто для них из услады глаз...» [32: 17]. Сокровенное данных высказываний о духовном рае — в том, что ни одному человеку не доступно полностью это познать, но указывается настолько, насколько он способен понять. Знай, внутри сердца существует некое окошечко в мир царствия. Благодаря ему сокровенные смыслы становятся явными, а все сомнения исчезают. Кому этот путь откроется, у того появится ясная уверенность в счастье и несчастье в том мире. Она обретается не путём слепого следования услышанному, но — путём внутреннего видения (басират) и внутреннего созерцания (мушахада). Как врач знает, что в этом мире с оболочкой случаются счастье и несчастье, называемые здоровьем и болезнью, и что вызываются они причинами типа лекарств и воздержания, типа чревоугодия и невоздержанности, так и для обладателя внутреннего видения благодаря внутреннему созерцанию неискривлённым сердцем — оком «упокоившейся души» [89: 27], о которой Всевышний упомянул в Благородном Коране, — очевидно, что  сердце бывает счастливым и  несчастным, что  поклонение и мистическое познание — это его пища и лекарство, а невежество и греховность — это его боль. Эта наука — весьма благородна и изысканна. Многие из тех, кого называют ‘улама (уле?мы (араб.– «знающие, учёные») – мусульманские богословы и правоведы, теоретики и практики в области историко-религиозного учения и предания, этико-правовых норм шариата), относительно неё проявляют беспечность и даже отрицают её. Они не смыслят ни в чём, кроме рая и ада телесного, и не знают иного пути в мистическом познании того, кроме как слушать и слепо подражать религиозным авторитетам. У нас есть обстоятельные книги на арабском, где это доказательно растолковывается и исследуется. А в данной книге будет сказано настолько, чтобы смышлёный человек, внутренне действительно очистившийся от накипи фанатизма и от слепого подражания любящим спорить богословам-схоластам, открыл для себя этот путь, и чтобы происходящее в том мире закрепилось и упрочилось в его сердце, ведь у большинства людей вера в тот мир слаба и шатка.

Как низший животный дух обладает балансом, чьи основы с помощью медицины изучает врач, чтобы устранить болезни и сохранить его от гибели, точно так же и высший человеческий дух — Истина сердца — обладает балансом, чьим поддержанием занимается наука об этике и подвижничестве, известная из Закона Божьего и являющаяся основой его здравствования. Для того, кто не познает истину духов человеческих, невозможно познать внутренним видением тот мир, а также невозможно познать Истину до тех пор, пока он не познает самого себя. Выходит, познание своего нафса (своего эго)— ключ к мистическому познанию Истины и ключ к познанию того мира. А основа религии — это вера в Аллаха и в Судный день.

Вот почему мы и преподали это мистическое знание первым. Однако одна из тайн его главных характеристик осталась невысказанной. Говорить о ней непозволительно, так как вряд ли поймут. Полнота мистического познания Истины и мистического познания того мира зависит от неё. Постарайся же познать её сам путём внутренней борьбы и искания. Прямо о таком качестве Всевышнего нет ни в Коране, ни в преданиях. Именно поэтому, как только люди о нём слышат, тут же начинают отрицать. Пророком было сказано: — «Говорите людям по мере их разумения». То есть говорите людям то, к чему они способны.

Истина человеческой души (джан) возникает по своей сути без телесной оболочки и что в возникновении своей сути и своих особых качеств она не нуждается в оболочке. Смысл смерти не означает её (души) небытие, но — прекращение распоряжения оболочкой. Смысл Страшного суда, возрождения и воскрешения — не в том, что после небытия её вновь введут в существование, а в том, что ей ещё раз дадут оболочку, созданную согласно её способностям распоряжаться ею, точно так же, как это было сделано в первый раз. Условие воскрешения не в том, что духу вновь дадут прежнюю оболочку, которой он обладал. Ведь оболочка — верховое животное, и, хотя верховое животное заменяется, всадник остаётся тем же.

Возможно, ты скажешь, что известное среди правоведов и богословов-схоластов учение об уничтожении человеческой души со смертью, а затем о её повторном возрождении противоречит всему сказанному. Знай, кто следует за речами других, тот бывает слеп. А кто так говорит, тот не принадлежит к последователям и обладателям внутреннего видения. Ведь если бы он был из видящих, то знал бы, что смерть оболочки не уничтожает человеческую истину. А если бы он был из последователей, то из Корана и преданий знал бы, что человеческий дух после смерти остаётся на своём месте.

Духи после смерти тела делятся на две категории: счастливых и несчастных. По поводу счастливых духов Славный Коран говорит: «И никак не считайте тех, которые убиты на пути Аллаха, мёртвыми. Нет, они живые! Они у своего Господа получают удел, радуясь тому, что даровал им Аллах из Своей милости...» [3: 169]. Кто исследует дошедшие предания о мёртвых, об их осведомлённости о скорбящих по ним и посещающих их, а также об их осведомлённости о происходящем в этом мире, тот наверняка узнает, что об их небытии не упомянуто в Законе Божьем. Однако там сказано, что у них изменится качество и приют. А могила станет для них пещерой из адовых пещер или садом из райских садов. Стало быть, знай: наверняка то, о чём говорят несведущие, — не из Слова Всевышнего, не из преданий Посланника, и не от доводов разума, но — результат порочного воображения и догадок. «Они следуют только за предположением, что ничуть не избавит от истины. Так отстранитесь от тех, кто отвратится помянуть Нас и пожелает только ближайшей жизни. Таков предел их знаний. Поистине, именно Господь твой лучше знает тех, кто сбился с Его пути, и именно Он лучше знает тех, кто пошёл по прямому пути» [53: 28—30].

Знай, никогда со смертью ничего из твоей сути и специфики твоих качеств не нарушится, но сойдут на нет твои чувства, движения и представления, происходившие при посредничестве мозга и органов. Ты же останешься там одиноким и бестелесным, поскольку уйдёшь отсюда. Оболочка — как лошадь, а всадник — ты. Поэтому отрешающиеся от себя и своих чувствований, что является началом пути тасаввуфа, благодаря озарениям созерцания испытывают состояния того мира. Их животный дух хотя и не выходит из состояния баланса, однако когда он становится как будто вспученным и когда в нём словно происходит некое изменение, при котором их ничто не отвлекает от истины сути, тогда их экстатическое состояние приближается к состоянию умерших.

Тогда им здесь открывается то, что другим будет открыто после смерти. Когда они приходят в себя и оказываются в этом чувственном мире, зачастую случается так, что они не помнят о происходившем там. Остаётся только впечатление о том, была ли им показана истина рая, тогда в них царит умиротворение, спокойствие, радость и ликование, или же им преподнесли истину ада, тогда в них остаётся мрак, разбитость и усталость. Если же у них остаётся что-то в памяти, то они рассказывают об этом. Если же кладовая представлений выдала нечто оттуда как имитацию, то она бывает в виде определённого образа. Ведь образ лучше откладывается в памяти, чтобы поведать о нём, подобно тому, как Посланник воздел во время молитвы руки, сказав: — «Мне преподнесли из рая гроздь винограда. Я хотел было принести её в этот мир».

Посланник, мир ему, видел рай. Рай в действительности нельзя увидеть, находясь в этом мире. Он же вошёл в тот мир и исчез из этого, что было одним из видов его вознесения (мирадж). Но исчезновение бывает двух видов: первый — со смертью животного духа, второй — с его взволнованностью. А находясь в этом мире, рай увидеть невозможно. Как чувство слуха неспособно отразить вид неба и земли, так и в теле все чувства этого мира лишены способности воспринимать рай. Чувства же того мира представляют собой уже нечто иное.

Сейчас настало время ознакомиться со смыслом мучений в могиле и узнать, что мучения в могиле бывают двоякие: духовные и физические. Собственно говоря, с физическими знаком всякий. Они известны. И нет нужды напоминать о них. А вот о духовных не знают. Исключение составляют те, кто познал себя и узнал об истине своего духа то, что он существует сам по себе и в своём существовании не нуждается в оболочке. После смерти он остаётся. Смерть, не уничтожая его, лишает его рук, ног, глаз, ушей и всех чувств. Когда же из-за смерти он становится обделённым чувствами, то лишается не только жены, детей, скарба, земли, дома, рабов, скота, родственников, но и неба, и земли, и вообще всего того, что он мог воспринимать благодаря этим чувствам. Если ко всему подобному он испытывал любовь, всецело отдав себя им, то он вынужден пребывать в муках разделённости со всем этим. Если же он от всего был свободен и не имел здесь никаких привязанностей, а желал смерти, то его ничто не будет тревожить. Если же он обрёл любовь к Всевышнему и привык предаваться Его поминанию (зикр), целиком отдавая себя ему, а все мирское отравляло и расстраивало его жизнь, то со смертью он придёт к своему возлюбленному, избавившись от беспокойства и треволнений и обретя счастье.

Теперь подумай, возможно ли, чтобы тот, кто, зная себя и осознавая, что он останется после смерти, но зная, что все его устремления и привязанности находятся в этом мире, усомнился бы в том, что, покинув этот мир, будет мучиться и страдать от разлуки со своими любимыми вещами, как выразился Посланник: — «Люби, что пожелаешь, но, воистину, ты от этого будешь отделён. А когда он узнаёт, что его возлюбленный — лишь Всевышний, а всё, находящееся в этом мире, враждебно ему, за исключением того немногого, что является его путевым припасом, может ли он усомниться в том, что с освобождением от этого мира избавится от мучений и успокоится.» Стало быть, всякий, кто познает это, никоим образом не усомнится в могильных муках, в том, что они существуют не для богобоязненных, но  для  мир предержащих  — для  тех, которые полностью отдали себя мирскому, благодаря чему смысл данного предания становится очевидным: — Этот мир — тюрьма для верующего и рай для неверующего.

Раз ты ознакомился с сутью страданий в могиле и их причиной, заключающейся в любви к мирскому, знай, что подобного рода страдания бывают различными. Для некоторых они больше, для других — меньше. Количество мирских страстей определяет страдания. Мучение и спокойствие каждого определяется его привязанностью к миру. Мучения того бывают невыносимыми, кого со всех сторон поддерживает мирское и кто отдаёт ему всего себя.

В связи с мучениями неверного.

Когда его укладывают в могилу, на него нападают 99 драконов, т. е. 99 змей, у каждой из которых 9 голов. День за днём они кусают и пожирают его, произрастая в нём же до дня его воскрешения. Обладатели внутреннего видения, созерцая, наблюдали таких драконов оком внутреннего видения. А слепое дурачьё говорит так: «Мы заглядывали в могилу и никаких драконов там не заметили. Наши глаза хорошо видят, и если бы там что-то было, то мы бы тоже увидели». Таким глупцам следует знать, что драконы находятся в сути духа умершего, не выходя наружу из глубин его души на всеобщее обозрение. Более того, драконы были внутри него ещё до смерти, но он был беспечен и не ведал о них. Ему следует знать, что такого рода драконы состоят из его душевных качеств, а количество их голов равно количеству ответвлений порицаемых черт его натуры. Природа происхождения драконов — в любви к мирскому. От неё затем и начинается ветвление голов типа зависти, злобы, лицемерия, гордыни, алчности, коварства, ненависти, обмана, карьеризма, любви к почитанию и т. п. Суть этих драконов и множество их голов по мере порицаемых черт натуры можно распознать в свете внутреннего видения, а их численное количество — в свете пророчества.

Нам неизвестно точное число порицаемых черт натуры. Следовательно, подобного рода драконы поселились и скрылись в душе неверного не потому, что он невежествен относительно Господа и Посланника, но потому, что всего себя он отдал мирскому. Как Всевышний сказал: «Это — за то, что они возлюбили жизнь дольнюю пред будущей...», а также сказал: «...вы свои блага провели в жизни близкой и насладились ими...» [16: 107; 46: 20]. Было бы легче, если бы эти драконы находились у него снаружи, как думают люди. Можно было бы за какой-нибудь час избавить его от них. Однако поскольку они живут у него в душе, которая сама источник его качеств, то как же от них сбежать? Подобно тому как кто-то, собираясь продавать свою наложницу, затем влюбляется в неё. Значит, драконом, терзающим его душу, является его любовь. Он скрыт в его сердце и неведом ему до момента, пока он не столкнулся с язвой от этого дракона лицом к лицу. То же самое относится к жившим внутри него до смерти 99 драконам, о которых он  не  имел понятия, пока не вскрылись вызванные ими язвы. Как источник любви, бывший причиной его спокойствия, пока он находился рядом с возлюбленной, становится причиной его страданий во время разлуки с ней — не было бы любви, не было бы страданий во время разлуки, — так же и любовь к мирскому и привязанность к нему, являясь причиной спокойствия, становятся и причиной мучений: любовь к высокому положению грызёт его сердце как дракон, любовь к имуществу — как змея, любовь к дворцам и виллам — как скорпион, и т. д., по аналогии. Как влюблённый в наложницу готов утопиться или броситься в огонь во время разлуки с ней, лишь бы избавиться от боли и страданий, причиняемых скорпионом разлуки, так же он будет испытывать муки в могиле, когда возжелает, чтобы вместо той боли были бы земные скорпионы и змеи, известные людям в этом мире. Ведь они оставляют раны на теле и наносят их снаружи, а те, другие, наносят раны в душе и изнутри, и никакой внешний глаз не в состоянии их увидеть. Стало быть, на самом деле каждый уносит отсюда с собой причину своих страданий. Она находится внутри него самого, о чём Посланник, мир ему, сказал: — Воистину, ваши дела оборачиваются против вас. Ещё он сказал: «Все эти наказания не больше тех, что в вас. Из них вам воздадут». Поэтому Всевышний сказал: «Если бы у вас было достоверное знание, то вы сами увидели бы ад»; «Нет же, если бы вы знали знанием достоверности... ...вы непременно увидите огонь! Потом непременно вы увидите его оком достоверности!» [102: 5—7]. Поэтому же Он сказал: «...Геенна окружает неверующих» [9: 49], т. е. Он сказал, что ад уже окружает их и находится вместе с ними, но Он не сказал, что ад будет их окружать.

Возможно, ты скажешь, что из Закона Божьего формально известно, что могильных драконов видят обычным зрением, а драконов, находящихся в душе, увидеть нельзя. Знай, эти драконы видимы. Однако видит их умерший. Те же, кто находятся в этом мире, их не видят, так как нельзя увидеть глазами этого мира то, что принадлежит тому миру. Эти драконы представляются мёртвым образно, чтобы они увидели змей так, как видят в этом мире. Но они не видят других, засевших в них самих.

Змеи существуют для спящего. Он испытывает от них боль. Для бодрствующего они отсутствуют. Но от того, что бодрствующий их не видит, страдания для спящего никак не становятся меньше. Когда спящий видит во сне, как его кусает змея, это значит, что рана — от врага, который одержит над ним победу. Страдания от раны — духовные, осевшие на сердце. Однако поскольку требуется символический образ, заимствованный из этого мира, то им становится змея.

Всё то, что ты, увидев, обрёл во сне, существует по отношению к тебе, хотя и не может быть доступно наблюдению никем другим. Всё, что ты не видишь, не обретено и не существует для тебя, хотя все люди это видят. Когда мучения и их причины являются приобретением обоих — мёртвого и спящего, идёт ли что-нибудь в них на убыль из-за того, что другие их не видят? Правда, случается так, что спящий быстро просыпается и освобождается от них. Тогда их называют воображаемыми. А мертвец пребывает в них, потому что смерть не имеет конца. Они устойчиво остаются с ним, как будто воспринимаются чувствами этого мира. В Законе Божьем не говорится о возможности для всех людей, пока они находятся в явленном мире, видеть обычным зрением змей, скорпионов и драконов, присутствующих в могиле. Другое дело, если кто-то, уснув, отдалился от этого мира. Тогда ему открывают состояние умершего, которого он видит в окружении змей и скорпионов.

Пророки и аулийа («Приближенные Аллаха», «святые» — в исламе, люди, которые проводят все свои дни в постоянных молитвах и поминании Аллаха. Они ведут праведный образ жизни и избегают совершения грехов, постоянно совершенствуя свой духовный мир) видят то же самое в бодрствующем состоянии, поскольку то, что с другими происходит во сне, с ними происходит наяву. Чувственный мир не является для них завесой от созерцания деяний другого мира. Таким образом, наше многословие сводится к тому, что некоторые глупцы, по мере того как заглядывают в могилу и ничего обычным зрением там не видят, отрицают мучения в могиле. Это происходит оттого, что они не знают пути к деяниям другого мира.

Возможно, ты скажешь, что если мучения в могиле происходят от привязанности сердца, то в этом мире от неё никто не избавлен. Ведь каждый любит свою жену, детей, имущество и своё место. Значит, все будут испытывать мучения в могиле, и никто их не избежит. В ответ скажем, что это не так. Ведь есть те, кто пресытился мирским. Для них уже, по-видимому, не осталось места отдохновения, и они возжелали смерти. Многие из мусульман-дервишей именно такие.

Однако богатые люди тоже делятся на две группы. Есть люди, которые, несмотря на то что любят мирские вещи, Всевышнего любят больше. Они тоже не будут мучиться. Примером им будет тот, кто обладает дворцом в любимом им городе, но управление, царствование, свой загородный дворец и сад он любит больше, нежели свой город. Когда же к нему приходит указ султана управлять другим городом, он не испытывает никаких страданий по поводу отъезда с родины, так как любовь к дворцу, дому и родному городу становится ничем по сравнению с преобладающей любовью управлять. От неё не остаётся и следа. Таким образом, хотя сердца пророков, аулийа и благочестивых мусульман озабочены жёнами, детьми, городом и родиной, при проявлении в них любви к Всевышнему и удовольствия от привязанности к Нему всё прочее превращается в ничто. У них появляется удовольствие от близости смерти. Поэтому они гарантированы от мучений. Что касается тех, кто возлюбил мирские страсти, то им не избежать мучений. Таких большинство. Поэтому Всевышний сказал: «Нет среди вас того, кто бы в неё [Геенну] не вошёл; для Господа это — решённое постановление. Потом Мы спасём тех, которые были богобоязненны...» [19: 71—72]. Эти люди будут какое-то время мучиться, после чего, когда пройдут века со времени их ухода из мира, они забудут мирские наслаждения, а основа их любви к Всевышнему, скрытая дотоле в сердцах, вновь начнёт проявляться. Примером им будет тот, кто любит один дворец больше другого, или — один город больше другого, или — одну женщину больше, чем другую, но ту, другую, он тоже любит. И вот когда его отдаляют от более ему полюбившегося, и он оказывается рядом с другим, менее любимым, то какое-то время он испытывает мучения от разлуки с первым, после чего забывает и привыкает ко второму. Основа же той любви, уже бывшая в сердце, вновь проявляется в нём через долгий промежуток времени.

Другое дело, если кто-то совсем не любит Всевышнего. Он будет продолжать мучиться, поскольку его любовь была направлена к тому, что у него отняли, и ему от неё не избавиться. Одна из причин вечных мучений неверных заключается именно в этом. Знай, что всякий притязает на любовь к Богу. Это — в религиозных школах всего мира, но — на словах. Однако существуют критерии и мерила для распознавания. Они заключаются в том, что если сердце склоняется к выполнению указания Всевышнего всякий раз, когда нафс (эго) и страсть велят что-то вопреки указаниям Закона Божьего, тогда им Он любим больше. Подобное происходит с человеком, который любит двоих, причём одного больше. Когда же между ними возникает какое-либо противоречие, то он склоняется к более любимому. Так распознаётся его бoльшая любовь, в основе которой желание сердца. Если же этого не происходит, то его слова бесполезны, поскольку они лживы. Именно поэтому Посланник говорил: «Постоянно повторяйте фразу «Нет бога кроме Аллаха», тем самым вы защитите себя от мучений Всевышнего, но — только до той поры, пока вы предпочитаете любовь к тому миру любви к этому». Когда произойдёт обратное, Всевышний скажет им, что они лгут, а слова «Нет бога кроме Аллаха» наряду с такого рода действиями — ложь.


Смысл духовного ада. Под ‘духовным’ мы будем иметь в виду то, что относится к собственно духу (рух), без участия в нём тела. В духовном аду есть огонь, троякий по происхождению.


Первый — огонь, разлучающий с мирскими страстями. Когда этот мир является предметом любви, он — рай. Этот мир и ад властвуют в сердце. Следовательно, возлюбивший мир пребывает в раю до той поры, пока находится с полюбившимся ему, и оказывается в аду, когда лишается возлюбленного.

Второй — огонь стыда, позора, бесчестья и срама.

Третий — огонь, лишающий красоты Всевышнего и обезнадёживающий

Разумеется, объяснение причин каждого из трёх огней, которые всякий уносит отсюда с собой, и их смысла будет для ясности сопровождаться примерами, заимствованными из этого мира.

Свойство первого огня  — это огонь разлуки с миром и с мирскими страстями. Значит, возлюбивший мирское в мире находится в раю: — Этот мир — тюрьма для ерующего и рай для неверующего. Он будет пребывать в аду, так как у него отнимут его возлюбленного. Таким образом, одно и то же может быть как причиной удовольствия, так и причиной боли в двух различных состояниях. Примером подобного огня в этом мире бывает, скажем, состояние падишаха, которому подчинены и покорны все и вся на земле. Он постоянно предаётся наслаждениям с миловидными наложницами, слугами, жёнами, любуясь красотой садов и прекрасных загородных дворцов. Затем, неожиданно, приходит враг, хватает его и делает своим рабом, заставляя работать на псарне. У него на глазах он пользует его жён и наложниц, приказывает работать его гулямам (гулямы --  во?ины, непосредственно подчинённые и находящиеся на службе халифов), а всё ценное из казны раздаёт его врагам. Взгляни, какие страдания испытает этот человек. Огонь разлуки с правлением, жёнами, детьми, наложницами, казной и благоденствием поднимется у него в душе, сжигая его так, что возникает желание быть умерщвлённым сразу или же претерпеть физические муки, лишь бы освободиться от огромных мучений. Это — пример одного из таких огней. Но чем больше у него благоденствия, гладкости и налаженности в правлении, тем сильнее подобный огонь. Стало быть, у кого больше мирских наслаждений и кого мирское больше поддерживает, любовь того более отягощена, а огонь разлуки в его душе — обжигает сильнее. Невозможно найти в этом мире для него пример, поскольку сердечная боль этого мира полностью не оседает в душе и сердце, ведь чувства удерживают сердце в занятости мирскими заботами. Такие заботы как бы спасают сердце, не давая страданиям осесть в нём. Поэтому, когда глаза и уши страдающего заняты чем-то, его боль становится меньше. Когда же они не заняты ничем, она увеличивается. По этой же причине случается, что, когда несчастный пробуждается ото сна, в его сердце бывает более глубокая скорбь от несчастья, поскольку душа его очистилась во сне. До того, как он возвращается к чувственному, всё то, что доходит до него, оставляет бoльшее впечатление. Если он, пробудившись, услышит приятную мелодию, то она произведёт на него бoльшее впечатление, чем в бодрствующем состоянии. Причина — в очищенности сердца от чувственного. Но сердце никогда не очистится от него полностью, пребывая в миру. Когда наступает смерть и оно становится изолированным и чистым от чувственных впечатлений, тогда боль и спокойствие глубоко укореняются в нём. Смотри не считай, что такого рода огонь подобен огню мирскому. Нет, он был закалён семьюдесятью водами и лишь затем был ниспослан в этот мир.

Свойство второго огня — это огонь стыда, позора и бесчестья. Примером ему служит история падишаха, который избрал регентом своей страны ничтожного и жадного человека. Он разрешил ему входить в свой гарем, да так, чтобы никто не закрывался при виде его, передал ему свою казну и доверился ему во всех своих делах. Получив эти блага, человек в душе стал непокорным и вероломным, залез в казну, изменил падишаху с его жёнами и с женщинами гарема, развратил их, хотя внешне показывал ему свою надёжность. Затем однажды, во время разврата, устроенного в гареме, он заметил падишаха, наблюдавшего за ним через щёлку и видевшего его. Он понял, что тот наблюдал такое каждый день, откладывая обличение с тем, чтобы его измена стала огромной, дабы без проволочек подвергнуть его пыткам и тут же казнить. Представь же себе, какой огонь стыда за своё бесчестье разгорится в таком состоянии в его сердце и душе, хотя тело будет пребывать в здравии. В таком состоянии ему захочется провалиться сквозь землю, лишь бы избавиться от огня стыда, позора и срама. Стало быть, ты по привычке в этом мире также совершаешь поступки, которые внешне выглядят благими, а по сути — мерзкие и позорные. В День воскрешения, когда их суть и истина откроются и станут явными для тебя, а твой позор станет очевидным, ты сгоришь в огне стыда. Например, сегодня ты злословишь за глаза, а завтра, в День воскрешения, увидишь себя в лице человека, поедающего в этом мире мясо собственного брата и думающего, будто бы оно — мясо зажаренной куры. Когда он увидит, что поедаемое — мясо его собственного мёртвого брата, то посмотри, как он будет опозорен и какой огонь дойдёт до его сердца. Именно в этом заключается суть и истина хулы за глаза. Дух таких вещей скрыт от тебя, но завтра он проявится. Поэтому, когда кто-то видит себя во сне поедающим мясо мертвеца, толкованием бывает то, что он злословит за чьей-то спиной. Если же сегодня ты бросаешь в стену камень, а потом кто-то тебя извещает, что камень, перелетев через стену, попал в твой дом и выбил глаз ребёнку, то, придя домой и увидев глаз своего любимого чада ослепшим от твоего камня, знаешь ли ты, какой огонь низойдёт в твоё сердце и как ты будешь опозорен? Кто испытывает в этом мире зависть по отношению к мусульманину, в День воскрешения увидит уже себя в таком же качестве и обличье. Истина и суть зависти заключаются в том, что у тебя по отношению к врагу есть злой умысел, который не наносит ему никакого вреда и возвращается к тебе, умерщвляя твоё религиозное повиновение Богу. Твоё благочестие, которое в том мире будет светом глаз твоих, передадут в счёт того человека, чтобы ты остался неблагочестивым. Твоё благочестие назавтра окажется более полезным по сравнению с сегодняшним светом в глазах твоих детей. Сегодня оно является причиной твоего будущего счастья, тогда как дети нет. Итак, завтра образы станут связаны с духами и истинными смыслами поступков. Любое из того, что наблюдаемо, увидят в обличье, которое соответствует его смыслу. Стыд и позор будут там. Поскольку природа снов близка природе того мира, постольку действия во сне выглядят соответствующими их смыслу. Подобно тому как некий человек подошёл к Ибн Сирину и поведал о сне, в котором он видел перстень с печатью на своей руке и опечатывал им гениталии женщин и рты мужчин. На что тот спросил: — Ты призываешь на молитву (муаззин), а в месяц рамазан призываешь к молитве до наступления утра? — Именно так, — ответил он. Теперь взгляни, как ему во сне преподнесли дух и истину его действия, а именно: призыв к молитве — вслух и с поминанием Всевышнего. В месяц рамазан дух и истина его действия — запрет на приём пищи и совокупление. Удивительно то, что тебе уже демонстрировали во сне такие показатели Дня воскрешения, а в тебе самом нет никакого осознания. Тот же смысл заложен в предании: «В День воскрешения этот мир будет представлен в виде гадкой старухи. Увидев её, каждый воскликнет: “Упаси меня Аллах от тебя!” Тогда скажут: “Она — этот мир, возжелав который, вы сами себя сгубили”». Они будут так раскаиваться, что взалкают быть брошенными в огонь, лишь бы освободиться от своего стыда. Примером такого позора послужит рассказ об одном правителе, женившем сына и справлявшем его свадьбу. К вечеру сын, выпив несколько больше вина и опьянев, отправился на поиски невесты. Направившись было к ней в комнату, он заблудился и оказался вне дворца. Так он шёл, шёл, пока не добрался до места, откуда были видны какой-то дом и огни. Подумав, что нашёл дом невесты, он вошёл внутрь и увидел спящих людей. Сколько он их ни звал, никто не откликнулся. «Спят», — подумал он, как вдруг среди них увидел одну, одетую в новую чадру. «Та, что заснула в чадре, — моя невеста», — решил он. Он снял с неё чадру. До его носа дошёл приятный запах. «Без сомнения, она — моя невеста, раз от неё исходит приятный аромат», — сказал он и приступил к совокуплению, продолжавшемуся до утра. Он прильнул к её рту, из него исходила какая-то влага. «Она поступает со мной учтиво, одаривая розовой водой», — подумал он... Наутро, придя в себя, он увидел помещение для погребения зороастрийцев. Те спящие оказались покойниками, а та, что в новой чадре была принята им за невесту, — недавно помершая мерзкая старуха. Приятный запах исходил от умащивания, а та влага — от её скверных выделений. Он увидел в этих выделениях все семь членов своего тела. У себя во рту и на нёбе он ощутил горечь мокроты её рта. Ему захотелось умереть от стыда, позора и скверны. Он испугался, что кто-нибудь застанет его в данном состоянии. Пока он пребывал в своих раздумьях, падишах, окружённый пышной свитой из воинов, отправился на его поиски. Его обнаружили среди всего этого бесчестья. В тот момент ему хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы избавиться от позора. Итак, завтра миряне тоже увидят все мирские удовольствия и страсти в этом качестве. Следы страстей, оставшиеся в их сердцах, будут похожи на следы от выделений и горечи, оставшихся на его нёбе, языке и на теле. Но они будут ещё позорнее и значительнее, ведь полнота и тяжесть деяний того мира не находит примеров в этом мире. Тем не менее это — небольшой показатель, объясняющий один огонь, который возникает в сердце и в душе, и о котором тело не имеет понятия. Он именуется огнём стыда и позора.

Свойство третьего огня — это огонь тоски по утраченному, т. е. тоски из-за лишения красоты Владыки Божественности и отсутствия надежды обрести счастье от неё. Причина кроется в слепоте и невежестве, которые уносят с собой из этого мира. Ведь при жизни мистическое знание не было обретено путём изучения религиозной науки и приложения усилий. Сердце также не было отполировано с тем, чтобы в нём, как в светлом зеркале, после смерти отразилась красота Владыки Божественности. Напротив, сердце замутнила ржавчина страстей и мирских грехов, чтобы оно пребывало в слепоте.

Любой из трёх огней имеет дело именно с душой и сердцем, но не с телом.

 

Медитация

3-й Мастер

СООК РОН
АРР ТООН
ФЕР РА
ЕНОХ ЛЕВИС
ВЕНУС ГРОН

 

 

*Биография ал-Газали

450/1058 г. — город Тус (расположен на северо-востоке Ирана, в провинции Хорасан). Эта дата традиционно считается годом рождения имама. Правда, некоторые исследователи, сопоставив разные события из жизни ал-Газали, приводят 448/1056 г. Ал-Газали родился в незнатной небогатой семье. Одни считают, что его родители занимались прядением и продажей шерсти, в связи с чем его нисбу относят к этому ремеслу и выписывают с удвоенным ‘з’ — ал-Газзал — ‘Прядильщик’. Другие связывают происхождение его нисбы (ни?сба — часть арабо-мусульманского имени, обозначающая генеалогическую, этническую, религиозную, политическую, социальную принадлежность человека) с селением под названием Газала. Расхождение во мнениях относительно ремесленного или географического происхождения его нисбы существует чуть ли не со времени ал-Газали, подкрепляясь и обосновываясь с обеих сторон многочисленными свидетельствами из авторитетных средневековых источников. На сегодня в арабографичных изданиях принято писать ал-Газзали, в российских и западных — ал-Газали. Следует заметить, что на сохранившейся намогильной плите имама нисба выписана как ал-Газзали. Но датировку самой намогильной плиты никто не проводил. Когда она была изготовлена — сразу после смерти ал-Газали или позже — неизвестно.

Местом рождения имама называют Табаран — один из двух крупных районов, на которые делились город и одноимённый округ Тус. Второй именовался Нукан. В деревне Санабад рядом с Нуканом был похоронен восьмой шиитский имам ‘Али ар-Рида (ум. 203/818). Место его захоронения, именовавшееся машхад (‘свидетельствующее место’), стало объектом паломничества, благодаря чему уже во времена ал-Газали Нукан стал постепенно превращаться в город Машхад — сегодня столица провинции Хурасан в Иране.

Около 461/1069 г. (или чуть позже) — Тус, Джурджан. Начало обучения фикху у ‘Абд ал-Малика ар-Радакани, дяди по матери могущественного премьер-министра (вазира) Сельджукидов Низам ал-Мулька (уб. 485/1092), и близкое знакомство с его семьёй. Есть сведения, что после получения начального образования у ар-Радакани ал-Газали также обучался в Джурджане/Гургане у имама Абу Насра Исма‘ила ал-Джурджани (ум. 477/1084) и в Тусе у  Абу Бакра ан-Нассаджа ат-Туси (ум. 487/1094).

Около 468/1075 (или чуть позже)—478/1085 гг. — Нишапур. Продолжение образования в высшем государственном учебном заведении — Низамийа — у Абу-л-Ма‘али ал-Джувайни (ум. 478/1085), известного по почётному титулу Имам ал-харамайн (Имам двух заповедных городов). Появление около 471/1078 г. первой работы ал-Газали, пока студенческой — ал-Манхул мин та‘лик ал-усул («Просеянное из конспекта к основам фикха»). Где-то в этот же период ал-Газали обучается у Абу ‘Али ал-Фармади ат-Туси (ум. 477/1084), суфийского шейха, который вошёл в цепь духовной преемственности сначала течения Хваджаган, а начиная с конца XIV в. — и братства Хваджаган-Накшбандийа на территории Бухарского оазиса. В Кимийа-йи са‘адат ал-Газали ссылается на своё общение с ал-Фармади, употребляя по отношению к нему и его учителю Абу-л-Касиму ал-Гургани (ум. 450/1058) термин хваджаган (‘господа’) и комментируя ту духовно-религиозную практику, которая спустя три века оформилась в виде известных принципов братства Хваджаган-Накшбандийа.

Около 478/1085 (или чуть раньше)—484/1091 гг. — После смерти обоих наставников — ал-Джувайни и ал-Фармади — ал-Газали, по приглашению Низам ал-Мулька, переезжает в лагерь султана Малик-шаха Сельджуки (ум. 485/1092). Там он присоединяется к группе лучших богословских умов, которую Низам ал-Мульк собрал для выработки или под предлогом выработки политики реанимации и защиты суннитского ислама от нападок исмаилитов. Преследуя эти же цели, вазир создал целую сеть религиозных высших заведений (медресе), которые финансировались за счёт казны и которые в его честь повсюду были названы Низамийа. Проведённые в лагере Малик-шаха годы стали для ал-Газали хорошей школой, позволившей ему повысить своё формальное образование. Отстаивая свою точку зрения на многие вопросы богословия, он участвовал в еженедельных диспутах, организуемых Низам ал-Мульком при султанском дворе. Там же он удостаивается двух почётных прозвищ — Зайн ад-дин (Украшение религии) и Шараф ал-а’имма (Честь имамов).

484/1091—488/1095 гг. — Багдад. Венцом профессиональной карьеры ал-Газали становится приглашение в Багдад для преподавания в центральной Низамийи, располагавшейся бок о бок с резиденцией багдадских халифов. Там он возглавляет факультет мусульманского права. Три года спустя после этого назначения ал-Газали удостаивается почётного прозвища Худжжат ал-ислам (Довод ислама) и участвует в церемонии приведения к присяге 28-го аббасидского халифа ал-Мустазхир би-Ллаха, которому на тот момент было всего 16 лет. Ещё до переезда в Багдад и за время преподавания там ал-Газали успевает проштудировать практически все труды, написанные до него по философии, богословию, юриспруденции, и приступает к изучению суфийских сочинений. Теорию здесь, по собственному его признанию, он освоил легко. Однако затем ал-Газали сталкивается с самой, наверное, большой проблемой в жизни. Чтобы убедиться на практике в достоверности того, что до него говорили и писали о мистическом познании Бога, ал-Газали нужно было самому пройти путём суфиев, а следовательно, свести до минимума все мирские отношения, отказаться от почёта и славы, постов и должностей, начав вести совершенно иной образ жизни. Внутренняя борьба ал-Газали, вставшего перед проблемой выбора, продолжается около полугода и приводит его к нервному срыву и духовному кризису. В результате имам принимает решение покинуть Багдад. Он фактически сбегает оттуда под предлогом совершения паломничества, оставив своим заместителем в Низамийи младшего брата Ахмада. Это решение определяет его дальнейшую жизнь и духовную эволюцию.

488/ноябрь 1095 г. — Странствия. Покинув Багдад, ал-Газали прежде всего отходит от светской жизни в современном представлении — официальных приёмов, наград, поручений и командировок, научных диспутов с оппонентами, преподавания за счёт казны в государственном учреждении и т. п. Тем самым он получает личную свободу от обязательств перед работодателем, возможность работать над собой и общаться только со своими единомышленниками. Они сопровождают его в ходе многолетних странствий по Сирии и Хиджазу, при посещении Иерусалима и Хеврона и при возвращении в родной Тус. Там он продолжает вести довольно уединённый образ жизни, общаясь только со своими учениками и изредка обращаясь к официальным властям с просьбой помочь кому-то из своих последователей и коллег. К первой половине этого периода относится появление Ихйа’ ‘улум ад-дин («Оживление религиозных наук») — монументального арабоязычного труда ал-Газали в четырёх томах, в котором он передал весь свой духовный опыт. А к концу периода появляется и Кимийа-йи са‘адат (Элексир счастья).

Конец 499/лето 1106 г. — Нишапур. Из Туса его вновь приглашает на государственную службу Фахр ал-Мульк, сын Низама ал-Мулька и покровитель ал-Газали. Фахр ал-Мульк возглавил правительство при султане Санджаре (ум. 552/1157), сыне отравленного Малик-шаха. Санджар правил восточными территориями империи Сельджукидов со столицей в Марве. Приглашение Фахр ал-Мулька было связано с преподаванием в Низамийи. По совету своих единомышленников, ал-Газали даёт согласие, переезжает из Туса в Нишапур и возглавляет преподавание в Низамийи.

Около 501-2/1108 г. — Тус. Отказ от дальнейшего преподавания в Низамийи и возвращение в Тус из-за убийства Фахр ал-Мулька 10 мухаррама 500/10 сентября 1106 г. и усилившихся следом интриг по дискредитации ал-Газали его оппонентами при дворе султана Санджара.

503/1109 г. — Тус. Двукратный вызов в ставку Санджара — поселение Туруг, располагавшееся недалеко от Туса, для дачи объяснений. Вынужденное нарушение данного во время странствий обета — не общаться с правителями и султанами — и посещение ставки после повторного вызова. Речь на официальном приёме у Санджара и личная беседа с ним. Триумфальное возвращение в Тус. Появление подлинного текста Насихат ал-мулук.

504/1110  г. — Тус. Приглашение от  Ахмада  б. Низам ал-Мулька (ум. 544/1149) начать преподавание в  Низамийи Багдада. Ахмад б. Низам ал-Мульк занимал пост премьер-министра (500/1106—504/1110) в администрации единоутробного брата Санджара, султана Мухаммада-Тапара б. Малик-шаха (ум. 511/1118). Этот султан хотя и считался номинально правителем всей империи Сельджукидов, но фактически правил до своей смерти лишь её западными территориями со столицей в Исфахане. Приглашение Ахмада б. Низам ал-Мулька было вызвано тем, что в Багдаде скоропостижно скончался имам Кийа Хараси Абул-Хасан ‘Али б. Мухаммад ат-Табари, известный по почётному титулу ‘Имад ад-дин (Подпора религии). Он был однокурсником ал-Газали по обучению у ал-Джувайни, автором ряда до сих пор известных книг и на тот момент ведущим преподавателем и ректором Низамийи. Ал-Газали утвердили на эту вакансию без его ведома, согласовав утверждение во всех инстанциях, включая администрацию багдадского халифа. Но ал-Газали отказался принять приглашение, сославшись в ответном письме на ряд извиняющих его обстоятельств. Среди них он указал предчувствие скорой смерти.

505/1111 г. — Тус. Уход из жизни.