Лекция 6.

Хиджра. Мухаммед в Медине

 

 

Темой прошлой лекции был Мухаммед пророк. Сегодняшняя лекция – о зарождении ислама как религии.

Проповеди Мухаммеда в Мекке не только не получили поддержки ни у населения города, ни у бедуинов прилегающих к нему районов, но «курейшиты центра» оказывали новой религии решительное противодействие, а ее последователей подвергали гонению. Мухаммед нашел очень мало сторонников среди своих родных и близких («нет пророка в своем отечестве»!), наоборот, столкнулся с неприкрытой враждебностью, так что вынужден был укрываться в другом городе, в соседнем Таифе, где тоже не нашел понимания, и еле ноги оттуда унес. С риском для жизни он вернулся в Мекку, где только благодаря содействию «одного из сильных», Аль-Мутима получил разрешение жить. По преданию, возвращаясь в Мекку, он выступил с проповедью перед толпой джиннов. Первое время он вел себя тише воды ниже травы, однако страстно поджидал приближение времени великого праздника паломников (620 г.), рассчитывая на возможность снова обратиться к толпам пилигримов различных племен Аравии.

Наружное спокойствие и мир не были нарушены между Мухаммедом и неверующими его земляками. Он совершенно оставил всенародные проповеди и прежние открытые нападки свои против идолослужений и язычников. Но в ближайшей среде правоверных он по-прежнему продолжал громить и пророчествовать. Только к изъявлениям недовольства, которые составляют основной тон и этих коранов последнего мекканского времени, стало примешиваться все чаще и чаще неслыханное раньше выражение уверенности в скорой победе справедливого дела. Не одни верующие из среды аусов и хазраджей казались близкими пророку. По его понятиям, и иудеи, письмена откровений которых, полагал он, по их содержанию тождественны с его учением, должны были примкнуть к нему, лишь только обстоятельства позволят переселиться ему самому в Иасриб; пророк задумал это дело с первого же момента переговоров с новообращенными.

Долее оставаться в Мекке он не мог, так как уже стали мало-помалу распространяться слухи, что он заключил союз с людьми, принадлежащими к чуждым племенам, и тем самым нарушал верность своей родине. Но мекканских приверженцев нельзя же было покинуть на произвол судьбы, а потому переселение становилось только тогда возможным, когда произойдет там, на новой родине, обращение большего количества семей, в среде которых найдут беглецы место для пристанища и надежную опору против покушений остальных жителей Иасриба. Но дело обращения, о котором, конечно, пророк неоднократно получал тайком сведения, подвигалось неожиданно быстро. Понятно поэтому, что все помыслы Мухаммеда и ночные его грезы витали на чужбине, то в Иасрибе, то в Иерусалиме, в святом граде иудеев. На их содействие он питал в то время большие надежды; недаром же пророк в это время видел замечательный сон, рассказ о котором носит название «ночной поездки» и «посещения неба посланником Божьим».

Раз ночью, так гласит предание, появился пророку во сне ангел Гавриил. С превеликим трудом небожитель разбудил Мухаммеда и вывел из дому. Перед дверьми стояло волшебное животное Аль Бурак (белый мул или осел с крылышками на ногах, или крылатый конь с человеческим лицом и хвостом павлина). В одно мгновение пророк очутился в Иерусалиме, возле самого дальнего храма, куда вступил, окруженный толпой других пророков: Авраамом, Моисеем и Христом. В сонме их он молится, затем видит стоящие перед ним три сосуда, наполненные водой, вином и молоком. И раздался глас: если он возьмет с водой, то потонет вместе со своей общиной; если возьмет наполненный вином, то заблудится вместе со своей общиной; а если возьмет с молоком, то будет ведом по истинной стезе, вместе со своей общиной. Понятно, он выпивает молоко. При этом Гавриил определенно настаивает на том, что предсказание это исполнится. Тем и кончается «ночное путешествие».

Затем следует «посещение неба», по лестнице, виденной Иаковом во сне. Пророк в одно мгновение достигает небесных врат. Ангел Гавриил представляет его привратнику; тотчас же впускает он его на первое небо. Его встречают большие толпы ангелов, дружелюбно улыбаются ему, только один из них глядит на него серьезно. Это Малик, надсмотрщик над адским пламенем, отвечают ему на сделанный им вопрос. Когда, по его просьбе, показали ему самый огонь, пророк приходит в ужас, и Гавриил должен был просить ангела поскорей закрыть геенну. Мухаммед успел только увидеть здесь, как Адам пропускает мимо себя души своих потомков; одних приветствует он похвалой, других приводит в ужас возгласом: тьфу! Далее мелькнуло пред его глазами несколько образчиков адских мук: угнетателей вдов, нарушителей брака и т. п. На втором небе, куда он вступил, встретил он Иисуса и Иоанна Крестителя; на третьем — Иосифа Прекрасного, красовавшегося подобно полной луне; на четвертом — патриарха Еноха, на пятом — Аарона, на шестом — Моисея, на седьмом — Авраама в виде красивого старца; мимо него проходят ежедневно, через дверь, 70 000 ангелов, и ни один из них до самого Страшного суда не вернется сюда снова ни разу. Наконец ведут пророка через весь рай пред лик Аллаха. Он налагает на него обязанность читать ежедневно 50 молитв за себя и общину. Когда Мухаммед вернулся к Моисею с этим повелением, тот выразил сомнение: «Тяжело моление, а народ твой слаб; проси Господа об облегчении». Так и сделал посланник Божий, и ему было отпущено 10 молитв. Затем та же история, на манер просьб Авраама о праведных Содома, повторяется до тех пор, пока ему не удается испросить для ислама только 5 канонических молений. Затем оставляет пророк небо и возвращается тем же путем, каким пришел, назад в Мекку.

Позже к этому рассказу делались различные добавления и приукрашивания. Приведем из них самое выдающееся: пророк на небе имел с Богом 70000 разговоров, и, несмотря на то, все путешествие совершилось так быстро, что при возвращении пророка кровать его была еще тепла, а вода из кружки, которую он, торопясь, опрокинул ногой, не успела еще вытечь. И этого оказалось мало, впоследствии прибавлены были новые украшения. Словно хотели нарочито возбудить в толпе сомнения и внушить, что в делах веры не может иметь места спокойное рассуждение. Немудрено после этого, что многие пришли в смущение из тех, которые до этого крепко держались общины правоверных, а другие покачивали сомнительно головой. Один только Абу Бекр оставался по-прежнему непреклонно убежден в непогрешимости Мухаммеда и неизменно повторял тем, коих раздражал этот рассказ: если он сказал, стало быть, правда. Так укреплял он снова в вере более слабые души, за что получил от пророка почетное прозвание Ас-Сиддик — «свидетель правды».

Мухаммед выступил в роли проповедника в 610 г., но лишь через 12 лет окончательно убедился в полной невозможности достичь успеха в своем родном городе. Выход из создавшегося положения первые мусульмане нашли в решении переселиться в Йасриб-Медину. Это переселение (по-арабски — хиджра) произошло осенью 622 г.

Мусульманская община верующих в Медине

Оазис Йасриб, расположенный по прямой на север от Мекки в 350 км и при­мер­но в 200 км от по­бе­ре­жья Крас­но­го мо­ря, представляет собой вытянутую с юга на север долину шириной в среднем около 4,5 км и длиной около 10–11 км, окруженную со всех сторон горами и лавовыми полями (харрами); ее пересекают три идущих с юга и востока вади. Здесь выпадает значительно больше осадков, чем в Мекке, запруды в верховьях вади позволяют создавать запасы воды для орошения, а высокий уровень почвенных вод всюду позволяет получать ее из неглубоких колодцев, кроме того, в ряде мест имеются родники.

На равнине оазиса были разбросаны поселения местных племен и «дары» (дар — это совокупность жилищ, населенных членами отдельного рода). Населенные пункты отделялись один от другого возделанными полями, садами, огородами и пальмовыми рощами. Население Мединского оазиса не было чисто арабским. Значительную часть его составляли еврейские (или иудаизированные арабские) племена кейнука, курейза и надир, и два арабских — аус и хазрадж; кроме этих племен на территории оазиса жили мелкие племена и роды, находившиеся на положении, сходном с положением мекканских и таифских ахлаф («покровительствуемых»). Существует предание, что мединские «евреи» были прямыми потомками переселенцев из Палестины, покинувших свою страну в I в. н. э., после Иудейской войны, но это сомнительно. Мединские «евреи» (по крайней мере большинство из них) были коренными арабами, исповедовавшими иудейскую религию. Они говорили на арабском языке, возможно, на местном диалекте, в котором встречались древнееврейские слова и выражения; они были ценителями доисламской арабской поэзии и из их среды вышли некоторые арабские поэты. Их родо-племенная организация ничем не отличалась от арабской.

Мединские «еврейские» племена считались наиболее древними поселенцами Йасриба. Арабские племена аус и хазрадж, генеалогически связанные с южноарабскими племенами, появились в оазисе позднее, когда значительная (и, возможно, лучшая) часть его уже была занята «евреями». Последние занимались земледелием. Среди них были и ремесленники; особенно славились качеством своих изделий ювелиры, изготовлявшие женские украшения, а также оружейники, продукцию которых охотно покупали бедуины. По некоторым данным, «евреи» сравнительно с арабами обладали более совершенными навыками и приемами обработки и орошения полей и садов, отличались большим трудолюбием и достигли более высокого материального уровня.

В собственно оазисе и на участках между харрами имелось достаточно пригодной для обработки земли, но на ее возделывание, а главное, на орошение приходилось затрачивать много труда. Между ауситами и хазраджитами нередко происходили столкновения, иногда переходившие в длительную вооруженную борьбу. Успех этой борьбы часто зависел от того, на чью сторону становилось то или иное «еврейское» племя. В военном отношении мединские «евреи» были слабее арабов. Поэтому они мирились с положением людей, находившихся под покровительством и защитой то ауситов, то хазраджитов. Но, как и все исповедующие иудейскую веру, они связывали с грядущим пришествием мессии надежды на возрождение своего могущества и господства в недалеком будущем. Эти надежды «евреев» мединские арабы воспринимали как угрозу. Поэтому-то, возможно, они и приняли мекканца Мухаммеда в качестве своего пророка, который мог сыграть роль арабского мессии.

В арабских племенах Медины еще до возникновения ислама получило распространение христианство в форме одного из сектантских учений. Известно, что в этих племенах были монахи; некоторые из них принимали очень активное участие в вооруженных столкновениях между ауситами и хазраджитами. Самое название «ансар», как стали называться мединские последователи Мухаммеда, происходит от корня «н-с-р», как и «насара» — христиане. Даже согласно мусульманскому преданию, ансары действовали в Медине за несколько лет до хиджры. Они, как христианские сектанты, не признававшие божественности Христа и считавшие его выдающимся пророком, легко могли воспринять ислам с его догматами о едином боге и страшном суде. Переговоры между Мухаммедом и представителями мединских ансаров начались за два-три года до хиджры.

Внутри самих арабских племен не было ни мира, ни единомыслия. Борьба шла как между обоими племенами, так и между отдельными родами внутри их. В ходе ее возникали коалиции между родами разных племен для борьбы со своими же соплеменниками, вовлекались в нее и иудейские племена. Совершенно ничтожные, казалось бы, поводы вызывали длительную вражду, сопровождавшуюся человеческими жертвами, уничтожением посевов и садов. Порой слабейшей из враждующих сторон приходилось покидать насиженные места и перебираться в другую часть оазиса. Каждый род в зависимости от своей численности имел одно или несколько укреплений (утм), в которых можно было укрыться во время опасности. Необходимость сооружения таких укреплений иногда объединяла разнородные мелкие группы.

Центральное поселение оазиса находилось на его южной окраине при слиянии вади Рануна, Батхан и Музайниб, где компактно жили иудейские племена. В квартале Бану Кайнука находился главный базар. Остальные поселения были разбросаны на значительной площади и в большинстве случаев отделялись от соседей полями или пустым пространством.

Во втором десятилетии VII в. один из многолетних конфликтов завершился поражением ауситов: два крупных подразделения заключили мир с победителями, признав их главенство, а вожди стали искать союзников за пределами оазиса. Обращались они, в частности, и к курайшитам (мекканцам), но получили отказ. Именно в это время Мухаммед начал искать союзников за пределами Мекки и обратился с проповедью к посланцу ауситов, приехавшему искать союза с мекканцами, но не встретил понимания, как и у паломников других племен. Действительно, изгнанный своим племенем, живший под чужим покровительством, не прославленный воинскими подвигами, он должен был выглядеть смешным в глазах людей, привыкших уважать физическую силу человека и могущество племени, стоявшего за ним.

Вскоре после этой встречи в Йасрибе произошло новое кровавое столкновение. На этот раз победили ауситы, на чьей стороне были иудейские племена курайза и надир. Хазраджиты обратились в бегство, укрываясь в своих укрепленных селениях, ауситы их преследовали, но не стали осаждать селения, и многие из победителей оказывали покровительство побежденным в ответ на покровительство, оказанное им в аналогичных обстоятельствах. Предводитель ауситов аль-Худайр недолго радовался победе: несколько дней спустя он умер от ран, полученных в сражении.

Короткое перемирие, установившееся после этого сражения, грозило в любую минуту вылиться в новый конфликт, и все йасрибцы должны были это ощущать и искать какой-то выход. В сложившейся обстановке, как во всяком затянувшемся конфликте, самым трудным было добровольно подчиниться другой стороне, в таком случае всегда легче принять человека со стороны, чем искать компромисса. Поэтому йасрибские паломники могли более внимательно отнестись к проповеди Мухаммеда, предлагавшего принятием новой веры разрешить все конфликты. Согласно сведениям средневековых историков, с момента обращения первых жителей Йасриба и до переселения Мухаммеда прошло три сезона паломничества.

Первые обращенные, как и следовало ожидать, принадлежали к племени хазрадж, которое больше было заинтересовано в упрочении своего положения. Видимо, Мухаммед неоднократно встречался с отдельными йасрибцами, для чего не обязательно было ждать времени паломничества. А большая полномочная группа представителей многих племен Йасриба могла приехать, не вызывая подозрений, только во время паломничества. Успеху Мухаммеда на этот раз способствовало знакомство арабов Йасриба с мессианскими идеями иудаизма. Когда Мухаммед обратился к группе хазраджитов-паломников с проповедью как пророк, то они вспомнили, что иудеи предсказывали скорое появление пророка, который поможет им расправиться с врагами, и решили опередить своих противников и привлечь пророка на свою сторону.

При жизни Мухаммеда, арабские богомольцы, вступая по караванным путям в священную область, окружавшую Каабу на разных расстояниях от Мекки, брили головы и снимали одежды и приближались к священному дому (Каабе) нагими. Они воздерживались от враждебных действий, от сношения с женщинами и от употребления в пищу своих путевых запасов; им разрешалось питаться лишь тем, что продавалось в священной местности. В Мекке богомольцев встречали радушно: прави­тель Мекки, по обязанности сикайя, распределял между хаджиями воду и, конечно, получал за это плату, хотя, может быть, и без особых вымогательств. В Мекке богомольцы направлялись прямо на площадь Каабы, вокруг которой совершали семикратные обходы (таваф). Богомольцы совершали обходы вокруг Каабы, обернув тело бумажной материей (хум), а при невозможности достать таковую – в своей обыкновенной одежде, которую обязаны были бросить потом, чтобы никто уже не носил ее. Арабы пред­почитали делать обходы вокруг Каабы совершенно нагими потому что считали одежды «знаками нарушения заповеди Божией в раю Адамом и Евой. Женщины при этих обходах сначала удерживали на себе рубашку, а затем предпочитали оставаться нагими. В таком странном виде, т. е. без одежды, с бритыми головами, богомольцы семь раз обходили ускоренными шагами вокруг Каабы, причем от религиозного восторга хлопали в ладоши и свистели. При каждом круговом обходе передние богомольцы целовали священный Черный Камень, а задние только прикасались к нему. Рукоплескания и свист хаджиев осуждены в Коране (гл. 8, ст. 35). От Каабы богомольцы переходили к холмам – Сафе и Мярве и также семь раз вприпрыжку бегали взад и вперед.

Следующий обряд состоял в посещении горы Арафата, лежащей в 20 км. на запад от Мекки, вдоль дороги в Таиф. Оттуда паломники на другой день переходили обыкновенно в долину Мина (примерно 5 км. От Мекки); здесь приносили в жертву верблюдов и овец, шерсть и рога которых закапывали в землю. Затем богомольцы возвращались в Мекку. Бедные богомольцы получали здесь съестные припасы, за счет корейшитов, обложенных особой податью (рифада).

Перечисленные обряды исполнялись всеми богомольцами; только корейшиты, после поражения войска Абрахи, были освобождены от посещения Арафата и от путешествия в долину Мина. Некоторые богомольцы, возвратившись домой, имели обыкновение входить в свои дома не через обыкновенные двери, а через нарочно сделанное для этого новое отверстие в задней части дома. Этот суеверный обычай был впоследствии отменен Мохаммедом: «Благочестие, говорил он, не состоит в том, чтобы вы входили в ваши дома в отверстие, сделанное сзади; благочестие состоит в страхе Божием. Входите в ваши дома входной дверью и бойтесь Бога».

Обставленный таким формальным образом хадж в доисламическую эпоху мало влиял на улучшение нравов арабов; но он поддерживал среди них политическое единство. Хотя некоторые арабские племена не совершали хаджа, однако в Мекку со всех сторон шли огромные толпы богомольцев, которые сближали разрозненные между собой арабские племена, напоминая им, что все они составляют один народ, говорящий одним языком, и принадлежат к одной религии.

В марте 620-го г. многочисленные толпы пилигримов из различных местностей страны потянулись к Мекке. Мухаммед появлялся иногда между паломниками, ожидая подходящий случай, чтобы затеять беседу. В этом году во время паломничества к Мухаммеду прибыло 12 последователей (10 хазраджитов и 2 аусита), с которыми он встретился в Акабе в окрестностях Мекки. Они присягнули ему «присягой женщин» на условиях, упоминаемых в суре LX, 12: «не веровать ни в кого, кроме Аллаха, не воровать, не прелюбодействовать, не убивать младенцев, не измышлять лжи и не ослушиваться предписаний пророка. Если все это исполните, добавил он, заслужите рай, если же кто-нибудь из того, что я сказал, опустит, то наказать или простить его будет зависеть от Бога». Они попросили направить к ним в Йасриб наставника в религии и руководителя в молитве. Мухаммед им одного из испытаннейших приверженцев своих, Мусааба ибн Умейру, хорошего знатока откровений, с тем чтобы сопровождал он их в Иасриб, объяснял Коран, руководил ими в познании ислама и открыл им понимание веры. Так поступил он также во избежание новых раздоров между ауситами и хазраджитами. Предоставляя честь представлять пророка мекканцу, Мухаммед не обижал приверженцев обоих племен. Наконец было условлено, что новое свидание наступит в следующем году, выжидая пока, какой оборот примет развитие дела, и откладывая на будущее принятие определенного окончательного решения. Эта встреча называется у мусульманских авторов «первой Акабой».

Однако акабский договор был двусторонним пактом. Ауситы и хазраджиты принимали Мухаммеда как вероучителя и главу общины, а он должен был дать обязательство воспринимать интересы этих племен как собственные. Во время переговоров ему сказали: «О посланник Аллаха! Между нами и этими людьми (т. е. иудеями) есть узы, которые мы разрываем, а вдруг — мы сделаем это, а тебе Аллах даст откровение вернуться к своему племени и ты оставишь нас на произвол судьбы?» Мухаммед усмехнулся, а потом сказал: «Окончательный разрыв и окончательное разделение: вы — мои и я — ваш, я буду воевать с теми, с кем воюете вы, и мириться с теми, с кем миритесь вы». Мусаб остановился в доме Асад ибн Зурара и в результате его деятельности в течении года многие жители Медины приняли мусульманство.

Предание гласит так: «Пророк едва достиг Акабы, как очутился неожиданно пред группой людей из племени Хазрадж, которых Господь вознамерился просветить. Увидя их, посланник Божий обратился к ним, вопрошая: «Кто вы?» Они ответили: «Люди из племени Хазрадж». — «Не соседи ли иудеев?» — промолвил он. Они сказали: «Да». Тогда пророк предложил: «Не сесть ли нам? Побеседуем». Они согласились, говоря: «Хорошо». И подсели иноземцы к нему. А он стал проповедовать им об истинном Боге, и возвестил им ислам, и преподал Коран. Господу Богу угодно было совершить чудесное по отношению к исламу, ибо, хотя в стране их жили иудеи, владевшие писанием и знанием, они сами пребывали упорно в язычестве и идолопоклонстве. Случалось нередко хазраджитам одолевать в своем округе иудеев; но те каждый раз, когда начиналась новая распря, не переставали твердить все одно и то же: погодите, вскоре проснется пророк, время его близится, за ним мы последуем и с помощью его победим вас, как разбиты были Ад и Ирам когда-то. Меж тем как посланник Божий говорил так с теми людьми, провозвещая им истинного Бога, стали они промеж собой тихонько переговариваться: «Что скажете, о мужи! Ей-же-ей, это и есть тот самый пророк, на которого указывали нам иудеи. А в самом деле, не предупредить ли нам их?» С верою прислушивались они к тому, о чем он проповедовал им, приняли ислам, который он им возвещал, и сказали ему: «Между нашими земляками вечные неприязни да ссоры, все нас оставили. Через посредничество твое истинный Бог, быть может, нас соединит. Дело твое поэтому мы охотно представим нашим землякам, станем проповедовать и объявим им эту самую веру, нами от тебя принятую. И если истинному Богу угодно будет привести их к тебе не разрозненных, не будет тогда более могущественного человека во всей стране, кроме тебя». Затем оставили они посланника Божьего и вернулись в свой округ, исполненные веры и сознательного рвения».

Еще через год, в последние дни хаджа 621 г. Мухаммед встретился там же с группой из 70 с лишним йасрибцев (среди которых было 2 женщины), с которыми договорился о переезде в Йасриб, и назначил 12 своих представителей (накибов) из числа участников встречи – девять из хазраджитов и троих из ауситов. Асада ибн Зурара пророк назначил главой этой группы. Затем перечислил условия Второго байата (договора) при Акабе: в случае хиджры его самого и всех мусульман Мекки будут охранять так, как охраняют свои души, семьи и имущество; будут почитать его в трудные и в хорошие дни; будут оказывать материальную помощь и во время благоденствия, и в дни нехватки; будут желать только добра и всячески препятствовать злу; должны дать слово, что, не принимая во внимание никого, будут совершать и защищать только право; должны принести клятву о согласии на вышеперечисленные условия; всячески препятствовать злу; приняв все эти условия, принести байат (присягу). Эта встреча носит название «второй Акабы».

После отъезда делегации Мухаммед вместе с Абу Бекром и Алием оставался в Мекке еще три месяца, постепенно отправляя своих последователей в Йасриб. Бесшумно, по приказанию предводителей, покидали правоверные свои жилища и украдкой выбирались из города, захватив с собой все, что можно было без труда унести; остальное бросали. Помешать им не было никакой возможности, большинство их были люди вольные. Никто не имел права запретить им свободу передвижения. Даже родственники их, неверующие, заступились бы в таком случае за них, если бы последовало насилие со стороны зажиточных. Были отдельные попытки, особенно со стороны некоторых ревностных противников пророка, кое-кого остановить, посадить под замок, кто брата, кто находящегося в прямой от него зависимости. Но это удалось лишь в двух отдельных случаях. Исключение составляли, конечно, рабы, которые не успели еще откупиться. Преобладающее же большинство мусульман успели, в течение лета 622 г., никем не тронутые, уйти в Иасриб; там приняли их в домах единоверцев с распростертыми объятиями.

Ясно, что это очень скоро было замечено соплеменниками, хотя они могли и не знать, насколько серьезно решение Мухаммеда порвать со своим племенем, тем более что на их памяти уже случался переезд части мусульман в Эфиопию. Когда, наконец, стало очевидно, что на этот раз уезжает вся община, за Мухаммедом стали следить. Мухаммед еще оставался в Мекке, выжидая, пока все его приверженцы не покинут города. Он не скрывал намерения своего уехать, но опасался насилия со стороны курейшитов. Поэтому решено было бежать тайком. Втихомолку закупили двух быстроногих верблюдов и вверили их одному знающему путь вожаку из соседнего племени, который поджидал беглецов невдалеке от города. Чтобы сбить с толку курейшитов и заставить их предполагать, что Мухаммед не покидал дома, его в жилище остался Алий с женой и двумя дочерьми пророка, накинув на его себя красную мантию, а Мухаммед отправился в путь не из своего дома, он ушел сначала к Абу Бакру, у которого бывал ежедневно, так что отсутствие его дома само по себе не могло вызвать подозрений. Ночью они вдвоем вышли из шалаша на задах дома Абу Бакра и укрылись в пещере на горе Саур на южной окраине Мекки. Здесь они прятались трое суток. Дочь Абу Бакра, Асма, носила им еду, а сын, Абдаллах, извещал о том, что делается в городе.

Враги Мухаммеда всполошились, Абу Джахл с группой знатных мекканцев пришел в дом Абу Бакра и требовал от Асмы сказать, где скрывается отец. Ничего не узнав, он разозлился, дал ей пощечину и ушел. Мекканцы стали обыскивать места, где могли укрыться беглецы, и даже добрались до пещеры, где они находились, но, как повествует благочестивая легенда, паук заткал паутиной вход в нее, и преследователи решили, что там никого не может быть. На третью ночь, когда поиски прекратились, раб Абу Бакра привел проводника-бедуина с верблюдами, Мухаммед сел на самого быстрого из них, носившего кличку Аль Каева, Абу Бекр поместился на другого. Чтобы избегнуть опасных встреч, они, обогнув большую дугу, отравились сначала на юг по йеменской дороге, затем свернули к морю и оттуда выехали на главную мединскую дорогу, избегая отдыхать на обычных стоянках. Спустя 8 дней, 24 сентября 622 г. Мухаммед прибыл в Куба, где его уже несколько дней ожидали его последователи и уже была сооружена первая мечеть.

Это и есть Хиджра – то событие, которое отделяет эпоху ислама, от язычества — Джахилии. В 637 г. халиф Омар признал этот момент за исходный пункт всей эпохи; и отсчет времени всеми магометанами ведется с этого знаменательного дня. И действительно, с переселением пророка тесно связаны и характер ислама, и его распространение, в особенности в Аравии. В Мекке Мухаммед был только духовным главой преследуемого и гонимого меньшинства. Отныне же является он главным распорядителем в судьбе не только общины, заполонившей вскоре большинство жителей Иасриба, но и государственного устройства, в которое преобразилась эта община.

В Куба он пробыл с понедельника до пятницы, а в пятницу стал выбирать новое место жительства. Предоставив своей верблюдице выбирать путь, отправился в центр оазиса, где его, ликуя от радости, приветствовали бежавшие из Мекки сподвижники, вокруг его верблюда теснилась толпа сотен новообращенных жителей. Тут же глазели массы любопытных из числа язычников и иудеев; они напряженно вглядывались в чужестранца, выдававшего себя за пророка, подобного Моисею. Первое впечатление, произведенное пророком на жителей Иасриба, было самое благоприятное, и во всем его существе было нечто глубоко симпатичное.

На пути, в селении Бану Салим, в долине вади Рануна, Мухаммед и его спутники совершили первое пятничное моление в Йасрибе, которое многие мусульманские авторитеты считают вообще первым пятничным молением, и произнес первую проповедь, обращенную к мусульманам (хутба), которую также считают первой хутбой в исламе. После проповеди Мухаммед продолжил путь по оазису, предоставив «божескому руководительству» решить, в чьем доме должен он будет временно остановиться. Он опустил поводья верблюдицы, и та остановилась в поселении Бану ан-Наджжар (родственников хашимитов по женской линии) перед жилищем хазраджита Абу-Эйюба, которому и была предоставлена честь приютить посланника божьего.

Вскоре затем прибыла и жена пророка, Сауда, вместе с двумя его дочерьми Умм Кулсум и Фатимой, сопровождаемая Зейдом, усыновленным его сыном. Старшая дочь, Зейнаб, еще в Мекке вышедшая замуж за одного из неверующих, осталась при муже, а Рукайя вместе со своим супругом Османом прибыла на новую родину еще ранее Мухаммеда с толпой переселенцев. Курейшиты не воспрепятствовали переселению родных его и Абу Бекра, точно так же отпустили и Алия. Они продолжали по-прежнему соблюдать свято древние арабские понятия о чести.

В течение 11 месяцев Мухаммед пользовался гостеприимством Абу Эйюба. Между тем на часть довольно больших денежных сумм, которые успел захватить с собою во время бегства Абу Бекр, куплена была близлежащая пустошь, и на ней строились два маленькие домика: один для Сауды, другой для Айши к предстоящему ее бракосочетанию. Впоследствии, когда число жен стало быстро возрастать, для каждой из них строился новый дом возле построенных прежде; всех их насчитывалось 9, в них проживал и он — то в одном, то в другом. И ближайшие его родные, Осман и Алий, построили жилища непосредственно вблизи; другие же пришельцы строились где попало, внутри и вне города, там, где удавалось им найти место; так, например, Абу Бекр поселился в отдаленном на полмили предместье Сунх. Немедленно после переселения в свой собственный дом отпраздновал пророк бракосочетание свое с Айшей, воспользовавшись в первый раз свободой арабских нравов, допускавшей многоженство, и этим, конечно, одновременно отметил начинающееся отчуждение от христианства, к которому до сей поры относился так же дружелюбно, как и к иудейству.

Поначалу положение Мухаммеда было сложным. Вожди арабских племен Йасриба признали его высший духовный авторитет, но реальная власть и сила находились в их руках. Общее число переселившихся мекканцев (мухаджиров) не превышало сотни боеспособных мужчин, которые в случае конфликта могли защитить жизнь своего учителя, но не могли оказать существенного влияния на события. К тому же большинство мухаджиров оказалось без средств к существованию, и вынуждено было пользоваться гостеприимством йасрибских единоверцев, которое не могло быть бесконечным. Любой неосторожный шаг Мухаммеда мог мгновенно разрушить установившееся согласие. Совершенно неопределенной оставалась позиция многочисленного и экономически могущественного иудейского населения. Поэтому первые шаги Мухаммеда в организации внутренней жизни общины были очень осторожны.

Одним из первых важных актов в создании новой общности верующих было массовое братание (от 45 до 50 пар) мухаджиров (переселенцев) и ансаров («помощники Пророка» — коренные жители Медины из племён Аус и Хазрадж, которые приняли Ислам и стали сподвижниками пророка). Обычай братания, скреплявшегося смешением в той или иной форме крови побратимов, был широко распространен в Аравии, и в отличие от союзов покровительства братание делало людей такими же близкими, как кровные братья. Так побратимы из Мекки и Йасриба превращались в кровных родственников, на которых распространялось и право наследования.

Отношение к Мухаммеду и его проповеди среди йасрибцев было неоднозначным. С одной стороны, все арабские племена Йасриба хотя бы формально приняли ислам (во всяком случае, не сохранилось воспоминаний о принятии кем-либо из них ислама после хиджры), с другой стороны, оставалось немало людей, которые, признавая его как верховного арбитра, позволяли себе критически относиться к некоторым его словам и делам. Они были заклеймены в Коране как "лицемеры" (мунафикун), но даже враждебная к ним мусульманская историография не смогла приписать им никаких враждебных поступков, кроме отсутствия слепой веры. Гораздо серьезнее была оппозиция со стороны иудеев, которые прекрасно понимали, что появление Мухаммеда и прекращение распрей усиливают арабскую сторону. Они, естественно, не признавали божественность его миссии и, как начитанные в Писании люди, охотно ловили Мухаммеда на неверном понимании его и откровенно насмехались.

Скоро к этому прибавились и экономические причины враждебности. Главным торговым центром Йасриба был базар во владениях племени кайнука, за право торговли на котором приходилось платить какую-то пошлину. Мухаммед, считая ее незаконной наживой, решил противопоставить этому базару свой беспошлинный рынок. Сначала он установил на базаре кайнука шатер, объявив его рынком мусульман, но когда Кааб ибн ал-Ашраф, халиф Бану Надир, повалил его, подрезав веревки, то Мухаммед выбрал другое место в пределах владений бану саида, на котором постепенно сложился центральный рынок Йасриба. Появление нового торгового центра вряд ли было встречено бану кайнука одобрительно.

Чтобы обеспечить мирное сосуществование четырех элементов: мухаджиров, ауситов, хазраджитов и иудеев, необходимо было заключить четырехстороннее соглашение (китаб), которое потом еще несколько раз дополнялось. Эти договоры — хорошо продуманные документы, составленные практически мыслящим политическим деятелем. Возможно, что в них отразились также мнения и формулировки противоположной стороны, но общий характер, несомненно, зависел в первую очередь от Мухаммеда. Он подошел к организации новой общины очень осторожно: все прежние связи и обязательства отдельных родов были сохранены, авторитет местных вождей не ущемлялся, за собой Мухаммед закрепил лишь решение спорных вопросов. Вместе с тем утверждались принципиально новые основы политической организации: солидарное выступление против внешних врагов и защита всех членов общины; индивидуализация ответственности преступника, лишавшая его защиты рода, ставила преграду межродовой борьбе, долго терзавшей оазис. Эти соглашения, называемые европейскими исследователями "конституцией Медины", свидетельствуют о политическом и дипломатическом таланте Мухаммеда.

От одного из древнейших биографов Мухаммеда дошел до нас текст этого замечательного документа — результата успешного применения новой политической системы, первый опыт дать арабскому народонаселению правильное государственное устройство. Документ этот представляется в виде протокола, исчислены по порядку договорные пункты, по которым соглашаются различные группы жителей Иасриба на условия, ведущие к более покойным отношениям внутри и ко взаимной самообороне извне. Главные пункты этого соглашения следующие.

Правоверные курейшиты и жители Иасриба, равно как и все к ним примкнувшие, образуют отдельный народ по отношению ко всем остальным арабам.

Отношения правоверных выходцев из Мекки к аус и хазрадж определяются так: мекканские переселенцы, равно как и отделы племен аус и хазрадж, решают самостоятельно свои собственные дела, главным образом уплату цены крови (виру), выкуп пленных, помощь обедневшим — воспрещается правоверным нанесение ущерба друг другу и возбуждение несогласий. Правоверный не имеет права убивать правоверного; если же он убил одного из неверующих, его родственник, правоверный, не может помогать неверующим против правоверного. Правоверные защищают друг друга против всех остальных; если к ним примкнут иудеи, они защищают и их и не должны никому помогать против них. Мир и война равно обязательны для всех правоверных, все они обязаны сражаться и мстить за кровь тех, которые пали в войне за дело Божье. Ни один из язычников, жителей Иасриба, не имеет права взять под свою защиту имущество и родственников языческих курейшитов. Кто убьет правоверного, подвергается кровной мести, если не удовлетворит родственников убитого уплатою цены крови. Ни один правоверный не смеет защищать или укрывать преступника. Всякая распря, возникающая между правоверными, представляется на суд Божий и Мухаммеда.

Пункты договора между правоверными и иудеями были следующие: иудеи вместе с правоверными облагаются равномерно налогом на расходы по общей войне. Союзники кланов племен аус и хазрадж во всех правах и обязанностях сообразуются с установлениями, существующими соответственно этих племен, но сохраняют свой культ наравне с мусульманами. Исключаются совершившие преступление, лишающее их прав как недостойных. Далее иудеи не имеют права предпринимать походов без согласия Мухаммеда. Только кровную месть могут они выполнять по собственному усмотрению. Свои общественные расходы иудеи, как и мусульмане, берут всякий на себя, но если угрожает нападение извне, то обе стороны обязаны нести военные издержки взаимопомощи по раскладке: обязаны общими силами защищать Иасриб. При раздорах, возникающих между иудеями и мусульманами, предоставляется решение Богу и Мухаммеду. Иудеи не имеют права защищать языческих курейшитов и их союзников. В случае ведения войны обязаны иудеи заключить мир, если этого пожелают мусульмане, и обратно.

В течение примерно полугода после прибытия в Йасриб Мухаммед был занят строительством мечети в квартале Бану ан-Наджжар и своего дома рядом с ней, вживаясь в новую ситуацию, а из Мекки небольшими группами и поодиночке перебирались мусульмане, которые не могли уехать раньше. Наконец, он послал Зейда ибн ал-Харису в Мекку за своей семьей, вместе с ним за семьей Абу Бакра поехал Абдаллах, сын Абу Бакра. Обе семьи беспрепятственно выехали из Мекки, из чего следует, что мекканцы не были настроены слишком враждебно против беглецов.

Когда позиции Мухаммеда в Йасрибе укрепились, и в Мекке не осталось людей, которые могли бы стать объектом мести, он перешел к открытой борьбе против своих заклятых врагов. Положение Йасриба вблизи от важнейшего для мекканцев торгового пути позволяло наносить им болезненные удары, нападая на караваны. Первый набег был предпринят в апреле 623 г. Группа из 30 мухаджиров вышла на караван, возглавляемый Абу Джахлем, но не напала на него из-за численного перевеса мекканцев. Безуспешными оказались и две следующие попытки нападений на караваны. Тогда набег решил возглавить сам Мухаммед, понимавший, что без реальных побед его сан пророка может оказаться недостаточным для удержания главенства в Йасрибе.

Первые три набега были безуспешными. Когда же Мухаммед вернулся из последнего, то ему пришлось пуститься в погоню за бедуинами племени фихр, которые угнали овец с йасрибских пастбищ. Но и эта погоня кончилась ничем. Эти неуспехи в сочетании с религиозной оппозицией, которую оказывали иудеи Мухаммеду как толкователю священного писания и пророку, ставили под угрозу весь его авторитет. Первое удачное нападение относится к началу 624 г., когда небольшая группа мусульман (от 7 до 12 человек) с большими предосторожностями сумела добраться до Нахлы на дороге между Меккой и Таифом и напасть на караван, везший изюм и другие товары из Таифа. Неожиданное нападение увенчалось успехом: груз был захвачен, один мекканец был убит, двое взяты в плен. Мухаммед будто бы так огорчился, что стычка, приведшая к убийству, произошла в священный месяц раджаб (когда войны считались запрещенными), что отказался взять причитавшуюся ему часть добычи. Однако вскоре последовало откровение, пояснявшее, что война с врагами веры разрешена и в запретные месяцы:

"Они спрашивают тебя о запретном месяце, о сражении в нем. Скажи: "Сражение в нем — грех великий, а отказ от [сражения] на пути Аллаха, неверие в него и запретную мечеть и изгнание оттуда ее людей — еще тяжелее перед Аллахом". Ведь соблазн — более тяжкий грех, чем убиение" [Кор., пер., II, 217/214]. Мекканцам пришлось вступить в переговоры с Мухаммедом о выкупе пленных. Один из них был освобожден за 1400 дирхемов, а второй предпочел принять ислам и остался а Иасрибе.

Битва при Бадре

Этот первый, хотя и очень случайный и сомнительный, успех поощрил Мухаммеда на более серьезное военное предприятие – нападение на большой караван, возглавляемый Абу Суфйаном, который должен был в марте возвращаться из Газзы. Этот караван из 1000 верблюдов с грузом на сумму около 50000 динаров, в который вложили средства почти все мекканцы, сопровождали 70 человек, которых было вполне достаточно в обычных условиях для защиты каравана, охраняемого соглашениями с бедуинами. Но на сей раз Мухаммеду удалось преодолеть нежелание ансаров ввязываться в конфликты за пределами своего оазиса и привлечь для участия в набеге кроме 75–80 мухаджиров еще около 230 ансаров, хотя йасрибская верхушка воздержалась, и поэтому в отряде было только два коня и 70 верблюдов, на которых ехали поочередно.

На сборы ушло довольно много времени, весть о готовящемся нападении дошла до Абу Суфйана, и он из Табука послал гонца в Мекку с просьбой о помощи. Весть о том, что средства, вложенные в караван, могут пропасть, вместе с не успевшим остыть возмущением из-за нападения в Нахле всколыхнула весь город. Тем, кто не имел средств для снаряжения в поход, богачи жертвовали оружие и деньги на экипировку. Не могли остаться в стороне и хашимиты: их старейшина Абу Лахаб из-за болезни остался дома, послав вместо себя должника из махзумитов, аннулировав за это долг, а двум другим дядьям Мухаммеда, ал-Аббасу и ал-Харису, пришлось идти самим. Всего Абу Джахл, возглавивший мекканское ополчение, собрал около 1000 человек со 100 конями и 700 верблюдами. Эта сила явно предназначалась не для прикрытия каравана, а для нанесения Мухаммеду такого удара, который навсегда отбил бы у него охоту нападать на своих бывших соплеменников.

Мухаммед выступил из Йасриба в воскресенье 10 марта 624 г., мекканцы в этот момент были примерно на том же расстоянии от Бадра. В двух переходах от Бадра он послал разведку, которая сообщила, что караван прибудет не завтра, так послезавтра, но Абу Суфйан, торопивший свой караван, прибыл раньше, узнал о разведке, обошел Бадр с запада по берегу моря и послал гонца навстречу мекканскому войску, чтобы предупредить, что благополучно миновал опасное место и помощь больше не нужна. Это известие, полученное, когда мекканское войско подходило к ал-Джухфе, вызвало раскол среди мекканцев: многие сочли, что после спасения каравана нет смысла продолжать поход и проливать кровь собратьев, как бы они ни провинились, порвав узы родства и последовав за Мухаммедом. Той же ночью зухриты тайно покинули лагерь, а на следующий день с дороги повернули назад адиты, издавна враждовавшие с абдшамс. Таким образом, мекканское войско сократилось примерно на полторы сотни бойцов.

Заколебался даже вождь абдшамс Утба ибн Рабиа, на котором лежал долг отомстить за ал-Хадрами, убитого в Нахле, остававшийся единственной веской причиной для сражения с мусульманами. Он изъявил готовность взять на себя уплату виры родственникам убитого при Нахле, чтобы уничтожить последнюю причину, толкавшую на сражение с сородичами. Это действительно сделало бы поход в глазах участников бессмысленным, и Абу Джахл принял все меры, чтобы помешать уладить конфликт. Он обозвал Утбу трусом, высказал подозрение, что тот боится сражения со своим племянником Мухаммедом и сыном, находившимся в его войске, а в довершение всего сыграл на родственных чувствах брата убитого, сказав ему, что Утба хочет откупиться, и тот в самой обидной форме публично обвинил Утбу в вероломстве. Все это настолько задело самолюбие старого вождя, что он ради доказательства собственной храбрости отказался от первоначального намерения. Естественно, что все это не способствовало укреплению боевого духа мекканцев накануне сражения, где они могли скрестить оружие с самыми близкими родственниками ради мести за кровь одного из союзников рода абдшамс.

Мухаммед подошел к Бадру в четверг вечером 18 рамадана/ 14 марта и, конечно, к этому времени уже знал, что караван ускользнул от него. Положение его было незавидным: с трудом сколоченный отряд пришел к пустому месту, возвращаться в Йасриб после долгих сборов с пустыми руками значило подвергнуться заслуженным насмешкам и потерять всякий авторитет. Единственным выходом из положения могло быть столкновение с мекканцами, численности которых Мухаммед мог еще не знать. Но вскоре разведка захватила у колодцев высланных вперед мекканских водовозов, и стало ясно, что придется иметь дело со всей мощью мекканцев. Мусульмане сначала не поверили словам пленных и решили, что они ложью пытаются отвести опасность от каравана, только Мухаммед серьезно отнесся к этим сведениям и на последнем этапе движения после получения сведений о приближении мекканцев Мухаммед собрал военный совет. Мухаммед первым подошел к месту будущего сражения и приготовился к нему: засыпал часть колодцев, чтобы оставить противника без воды, занял удобную позицию и вдохновил своих воинов обещанием помощи от Аллаха. Мекканцы, втайне надеявшиеся, что мусульмане, увидев их численный перевес, уйдут без боя, были неприятно поражены решимостью своего противника.

В пятницу 19 рамадана (15 марта 624 г.) на рассвете Мухаммед выстроил свой отряд так, чтобы восходящее солнце слепило мекканцев. Стремительному натиску мекканской конницы он противопоставил неподвижный строй пехоты с плотно сомкнутыми щитами. В отличие от вождей племен, которые сражались впереди своих воинов, Мухаммед остался с Абу Бакром позади в шалаше из пальмовых листьев. Знамена мекканцев держали по наследственной привилегии знаменосцы из рода абдаддар, знамя мухаджиров нес брат одного из знаменосцев мекканцев.

Бой, как обычно, начался поединками. Защитить свое доброе имя перед соплеменниками выехал Утба ибн Рабиа со своим старшим братом Шайбой и сыном ал-Валидом. Их вызов приняли Али, Хамза и Убайда ибн ал-Харис. Соперники разделились по возрасту: самый младший, Али, схватился с ал-Валидом, а самый старый, Убайда, с семидесятитрехлетним Шайбой. Али и Хамза быстро справились со своими соперниками, а Убайде его противник отрубил ногу в голени. Подоспевшие ему на помощь Али и Хамза зарубили Шайбу и унесли Убайду с поля боя.

Как протекало развернувшееся после этого сражение, сказать невозможно, так как память участников сохранила лишь эпизоды индивидуальных схваток, в которых отличились они сами или их родичи. Видимо, конная атака мекканцев не прорвала стойкий пеший строй мусульман, это обескуражило мекканцев, не слишком-то рвавшихся в бой, и когда наиболее рьяные бойцы во главе с Абу Джахлем были убиты, а знаменосцы взяты в плен, то остальные, несмотря на численный перевес, побежали от отчаянно сражавшихся мусульман. На поле боя осталось лежать более полусотни убитых мекканцев, не меньше этого попало в плен. Мусульманам досталась богатая добыча, масса оружия, кольчуг, 10 или 30 коней и 150 верблюдов. Потери мусульман на фоне одержанной победы были совершенно ничтожны: 6 мухаджиров (считая Убайду, скончавшегося от раны на обратном пути), 2 аусита и 6 хазраджитов.

Такой разгром более сильного противника поразил обе стороны. Для его объяснения позже родилась легенда о тысяче ангелов, присланных на помощь мусульманам в ответ на молитву Мухаммеда. Это объяснение вполне устраивало и побежденных, для которых поражение переставало быть позорным: одно дело — быть взятым в плен слабосильным врагом и совсем другое — ангелом, принявшим облик этого человека. Но этой легенде еще предстояло родиться и утвердиться в умах людей, а пока разгромленные мекканцы, наливаясь жаждой мести, бесславно возвращались домой навстречу воплям и проклятиям вдов. Абу Суфйан, оказавшийся теперь вождем курайшитов, поклялся отомстить за это поражение.

За несколько часов Мухаммед вырос в собственных глазах. Он и прежде искренне верил в свою миссию, но вся его убежденность смогла привлечь к нему несколько сотен верных последователей. Скептическое большинство требовало зримых доказательств истинности его миссии, требовало чуда. Напрасно уверял он их, что достаточно прежних знамений и чудес прежних пророков, чтобы поверить во всемогущество Аллаха, — ему не верили, и сам он в глубине души не мог не жаждать чуда. И вот оно совершилось! Втрое более многочисленный противник разгромлен, одни его злейшие враги убиты, и тела их брошены в старый колодец, а другие со связанными на затылке руками понуро бредут за победителями навстречу неизвестной судьбе. Кто теперь усомнится, после того как Аллах провел "явное различение" — ал-фуркан — между верующими и неверующими?

Теперь он мог не увещевать, а приказывать, не грозить неведомыми карами в час Страшного суда, а казнить. Вчерашний проповедник милосердия превратился в воинствующего политика.

На следующий день, миновав ущелье ас-Сафра, за которым можно было чувствовать себя в безопасности от возможного контрнападения мекканцев, мусульманское войско приступило к приятному процессу раздела добычи. Мухаммед получил лучший меч, имевший собственное имя Зу-л-Факар, и рыжего верблюда-скорохода, принадлежавшего Абу Джахлю. Трофеи с убитых, по-видимому, сразу забирали себе победители в схватке, а остальная добыча была поровну разделена между всеми, кроме нескольких рабов, участвовавших в сражении. Получили долю даже те, кто отсутствовал по уважительной причине: Усман, оставшийся в Йасрибе при умиравшей жене, воин, сломавший ногу по пути к Бадру, разведчики, не участвовавшие в бою. Два владельца коней получили на них по две дополнительные доли.

Равный раздел вызвал недовольство отличившихся бойцов и старейшин, рассчитывавших на большую долю. С этим связано появление 8-й суры "Добыча", объяснявшей такое решение волей Аллаха. Текст ее, как и большинства сур, составлен из частей, появившихся в разное время, но есть разделы, которые определенно касаются суждений и проблем, возникших в связи с Бадром. Сура открывается словами: "Они спрашивают тебя о добыче, так скажи: "Добыча принадлежит Аллаху и посланнику, бойтесь же Аллаха, разберитесь между собой и повинуйтесь Аллаху и его посланнику, если веруете"". Аят 41/42, конкретно формулирующий принципы раздела добычи ("И знайте, что если вы взяли что-то в добычу, то пятая часть — Аллаху и посланнику, и родственникам, и сиротам, и беднякам, и путнику, если вы уверовали в Аллаха и в то, что мы низвели нашему рабу в день различения, в день, когда встретились два отряда. Поистине, Аллах все может!"), несомненно, относится к более позднему времени, так как несколько источников свидетельствуют, что при Бадре Мухаммед получил личную долю (хотя, несомненно, лучшую, чем у других), а не пятину, хумс.

Здесь же, у ас-Сафра, Али по приказанию Мухаммеда обезглавил ан-Надра ибн ал-Хариса, которого Мухаммед ненавидел за язвительные насмешки. На следующий день в Ирк аз-Зубйа казнили одного из наиболее ярых преследователей Мухаммеда, Укбу ибн Абу Муайта.

Сразу же после победы были посланы гонцы в Йасриб и Куба; на пятый день после сражения в Йасриб прибыл сам Мухаммед, а за ним пригнали пленников. Воздержавшиеся от похода оказались посрамленными и стали объяснять отказ тем, что думали — дело идет о набеге на караван, а не о сражении за веру.

С точки зрения современного западного человека сражение при Бадре – не более чем очень крупная драка — 300 человек против 950, и всего 63 убитых. Но для мусульман Бадр – главное из всех сражений, благодаря которым позже, в течение двух столетий, ислам покорил полмира. Сразу, при первой же стычке с тройным числом неприятелей, правоверные одержали блестящую победу! И это имело для Мухаммеда и его дела неисчислимые последствия. От него требовали чудес – и вот теперь весь свет, и правоверные, и неверующие, увидели, что Бог не покидает своего посланника. Разве не перст Всевышнего отметил как раз злейших и непримиримейших врагов веры Абу Джахля, Омейя, Надра, Утба, — приговорив одних к смерти, других к пленению? Мог ли кто-либо отрицать Божий суд, когда стало известно, что и Абу Лахаб, не принимавший участия в походе, тотчас же, как достигла печальная весть Мекки, скончался?

По всей Аравии вихрем пронеслась молва о неслыханном событии; всюду издевались над мекканцами, и с удивлением стали обращать взор на этого избранника, которому, невзирая на немногочисленное воинство, Аллах даровал победу над многочисленным неприятелем. Событие повлияло более всего, конечно, на жителей Медины: иудеи съежились, «лицемеры» ходили удрученные и против воли оказывали уважение. Снова еще большие толпы жителей Медины почувствовали внезапное влечение к исламу и своим обращением значительно увеличили число ансаров (коренные жители Медины из племён Аус и Хазрадж, которые приняли Ислам и стали сподвижниками пророка Мухаммеда), другие же, доселе лишь по внешности признававшие Мухаммеда, укрепились в вере. Таким образом победа дала возможность пророку занять твердое положение, и он был в состоянии сделать еще несколько шагов дальше, прежде чем мекканцы успели опомниться от поражения. Когда потом, спустя год, они вооружились и нанесли ему значительный урон, он настолько уже успел уйти вперед, что ему не понадобилось отступать снова назад.

Прежде всего ему нужно было устранить в непосредственной близости всякое сопротивление. Преданность правоверных благодаря успеху доходила до фанатизма; они ставили себе в заслугу отрицание самых близких человеческих отношений и гордо попирали их ногами.

Как уже было сказано, Мухаммед возлагал определенные надежды на мединских иудеев. Подобно иудеям всех времен, и израильские племена Иасриба, вытесненные из лучших кварталов хищниками арабами, ждали, конечно, спасения от Мессии. Весьма возможно также, что скорым появлением его могли они не раз пугать неудобных своих соседей. Со своей стороны и арабы могли лучше, чем где-либо в другом месте, познакомиться ближе с религией их невольных городских соседей. Поэтому надо полагать, что не только отдельные рассказы из Ветхого завета, но и связанные с ними главные основы иудейской религии, а также соответствующие понятия божественного откровения через пророчества были им более или менее известны.

Влияние религиозного характера могло проложить себе путь среди жителей Иасриба и иными воздействиями. Раньше уже упоминалось о последователях некоторых христианских сект. Переселяясь из Сирии, а еще более из Месопотамии, они проникали через северные области и быстро распространялись по всей Аравии, хотя и довольно разбросанными группами. Следы их встречаются за последние годы жизни Мухаммеда и в пограничных областях. Ранее, без сомнения, они были значительно многочисленнее и нередко встречались и в самом Иасрибе, и в окрестностях. Мухаммед, прилагавший все старания, на первых порах после бегства, привлечь на свою сторону иудеев, должен был волей-неволей отвернуться от христиан. Со свойственным ему упрямством продолжал он неизменно держаться своего взгляда на тождество откровений; но христиане, учил он, подделали свои священные книги и самовольно внесли богохульные положения, что Бог — «единый в трех лицах», что он поставил рядом с собой божественность Иисуса и его Матери.

И так становится само собой понятным, почему большая часть хазраджей и аусов выказали такую восприимчивость к новой вере, о чем по отношению к мекканцам не могло быть даже и речи. Еще до 620 г. Иасриб волновали религиозные вопросы. Многие начинали уже сомневаться в действительности идолопоклонства и святости наиболее здесь почитаемой Манаты; они заметно клонились к более чистым представлениям, и число таких было значительно более, чем в Мекке.

ФОРМИРОВАНИЕ МУСУЛЬМАНСКОЙ ДОГМАТИКИ И ОБРЯДНОСТИ

Мухаммед прибыл в Йасриб с набором бессистемных монотеистических представлений, чисто арабских и трансформировавшихся в арабской языческой среде элементов христианской и иудаистской догматики. Общая идея покорности Аллаху и неизбежности наказания противящихся, проповедуемая с большой эмоциональностью и убежденностью среди враждебно настроенных к Мухаммеду курайшитов, не мешала ему совершать традиционный обряд поклонения Каабе и существовать в рамках привычного жизненного уклада. В Йасрибе же, где значительная часть жителей признала его пророческую миссию, требовались не общие призывы, а конкретные действия по организации новой религиозной общины, разработка догматики и права. Даже неспециалист, читая Коран в переводе, сразу замечает изменения в характере проповеди, которая становится менее эмоциональной и более конкретной.

Первым новшеством было создание специального места для коллективного моления, которое не имело бы ничего общего ни с Каабой, ни с синагогой, ни с церковью, оно должно было вмещать всех мусульман и быть по возможности простым для сооружения. В Иасрибе, как и во всех почти городах полуострова, за исключением Мекки, не было храма. Совершать общее моление в каком-нибудь частном доме было неудобно для значительно разросшейся общины мусульман. Поэтому становилось настоятельною необходимостью позаботиться о постоянном месте богослужения, поэтому одновременно с постройкой домов для пророка и его родных решились воздвигнуть храм. Прямоугольный, в длину имел он 100 локтей (60 метров), а в ширину от 60 до 70 (примерно 40 метров). Капитальные стены, на 3 локтя (1.5 метра) от земли, выведены были из камня; далее шла кирпичная кладка. Внутри поставлены были стволы пальм, поддерживавшие крышу из пальмовых ветвей. Из желания польстить иудеям Мухаммед предписал обращаться при молитве по направлению к Иерусалиму, т. е. к северу. Поэтому фасад строения тянулся с востока на запад. Главные двери выходили на юг, северная же стена была сплошная; в остальных двух пробиты были боковые двери, из которых восточная примыкала к жилищу пророка и предназначалась исключительно для его личного пользования. Пятикратно в день — при солнечном восходе, в полдень, пополудни, при закате солнца и перед отходом ко сну — можно было его видеть здесь, совершавшего предписываемые моления; в них участвовали и те правоверные, которым случалось быть поблизости. В полдень, в пятницу, собиралась по возможности вся община на особое богослужение: сверх читаемых обыкновенно молитв произносилась в заключение назидательная речь. Но и в другое время «место поклонения» (аль-месджид, отсюда — мечеть) было любимым местопребыванием Мухаммеда и его ближайших сподвижников. Здесь часто беседовали с ним местные жители и чужестранцы, здесь же решал он вопросы религии и права и возвещал откровения, ему ниспосылаемые.

Заметим, что первая мечеть в Куба была ориентирована на восток, как христианские храмы, главная мечеть Йасриба, построенная к концу первого года хиджры, была ориентирована на север, на Иерусалим. Призыв к молитве был организован очень просто — вольноотпущенник Мухаммеда и один из первых мусульман, Билаль, отличавшийся сильным голосом, стал с крыши соседнего с мечетью дома, а затем с крыши дома Мухаммеда громко возглашать призыв, состоявший из величания Аллаха и формул исповедания веры: "Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник Аллаха!" Этот призыв стал называться азаном, а человек, возглашающий его, — муэдзином.

Вторым новшеством было предписание еще одной, четвертой молитвы в середине дня. Кроме того, было удвоено число ракатов (порядок слов и действий, составляющих мусульманскую молитву), а молитва в два раката разрешалась только в дороге. Эти мелочи, не имевшие принципиального значения, играли большую роль в самоопределении религии, осознании ее самостоятельности и непохожести на другие, поскольку внешняя, обрядовая сторона религии всегда воспринимается особенно остро ее адептами и противниками, порой даже оказывается важнее для основной массы верующих, чем догматические тонкости.

Накопление новых черт обрядности и вероучения происходило в условиях постоянной прямой или косвенной дискуссии с иудеями. В начале своей проповеди Мухаммед был уверен, что его ханифство — та же вера, что заключена в Писании иудеев — в Торе. Некоторая полемика с ними, возможно, содержится уже в мекканской части Корана, но скорее всего это результат последующей редакции. При первых же контактах выяснилось, что, признав Мухаммеда верховным арбитром, пришедшим со стороны, иудеи совершенно не желали принять его как вероучителя. Более того, путаные представления Мухаммеда о библейских сюжетах могли только вызвать насмешки людей, знакомых с ними с раннего детства.

Первоначальное почтение к "людям Писания" и неразработанность обрядности новой религии побуждали Мухаммеда перенимать некоторые культовые установления. Так, он одновременно с иудеями держал пост "дня очищения" 10 тишры ('ашура'). С этим же, вероятно, связано и предписание обращаться при молитве к Иерусалиму. Нe исключено, что тогда же появились предписания относительно пищи, которые по краткой формулировке самой поздней суры Корана сводятся к тому, что "пища тех, кому даровано Писание, разрешается вам и ваша пища разрешается им" (V, 5/7). Действительно, в последних мекканских и первых мединских сурах запрещается есть мертвечину (под этим подразумевается и скот, убитый без выпускания крови), кровь и мясо свиньи (VI, 145/146; II, 172–173/167-168).

Но постепенно происходит отрезвление: оказалось, что иудеи не отождествляют его проповеди с учением, заключенным в их Писании, и он им бросает раздраженно: "Те, кому дано было нести Тору, а они ее не понесли, подобны ослу, нагруженному священными книгами… Скажи: "О вы, которые исповедуют иудаизм! Если вы утверждаете, что вы ближе к Аллаху, чем прочие люди, то пожелайте смерти, если говорите правду"" (LXII, 5–6).

Так что для Мухаммеда ладить с иудеями оказалось довольно сложно. Рассчитывая на них как на монотеистов, он, чтобы сделать для них более приятным ислам, пробовал осыпать похвалами Моисея и Аарона, а также применять к исламу некоторые особенности иудейского богослужения. Но иудеи свою религию знали хорошо, и продолжали держаться в стороне от нового пророка. Сначала они хотели убедиться, насколько достоверны заверения этого человека, что он действительно унаследовал древнюю божественную истину, открытую некогда Авраамом и Моисеем, и в состоянии правильно ее передать согласно вновь осенившему его вдохновению свыше. Они стали предлагать ему один за другим разного рода вопросы о предметах, взятых из Ветхого завета и Талмуда, желая испытать знание его в Священном писании. Познания Мухаммеда в Библии ограничивались, естественно, только тем, что он перенял когда-то из бесед с иудеями и христианами. Понятно, часть этих рассказов он уразумел едва наполовину, а потому и отвечал на делаемые ему вопросы довольно неудовлетворительно.

Лишь только сыны Израиля заприметили его шаткость, это их заинтересовало до такой степени, что с этих пор им доставляло истинное наслаждение закидывать его всевозможными щекотливыми вопросами. При случае пользовались они его невежественными ответами и вышучивали пророка везде, где только было возможно: между собой, в среде лицемеров, а даже иногда и его почитателей. Но такой порядок вещей становился для Мухаммеда в высшей степени опасным. В Коране не раз самым положительным образом упоминалось о тождественности его учения с Моисеевым. И вдруг оказывается, что это в действительности не так. Какой сильный и нелегко исправимый удар могло нанести это опровержение доверию к учителю правоверных! Мухаммед боролся, разумеется, как умел. «Эти иудеи, — так объяснялось отныне в его откровениях, — исказили, подобно христианам, Священное писание, преподанное им Моисеем. Вот в чем следует искать источник всех противоречий иудейского закона с новой, ныне небом ниспосылаемой чистой истиной».

Правоверные успокоились на время. Тем не менее соседство таких сварливых и искусных спорщиков становилось для пророка более чем неприятным. Без устали громит он отныне в своих коранах закоснелых детей Израиля, приводит все их грехи, которые когда-либо совершали они против людей Господа (пророков), и угрожает им всевозможными небесными карами. В это же время разрывает он с ними всякую связь на самом деле: уже на второй год после бегства (623) он изменяет распоряжение обращаться при молитве (Кibla) по направлению к Иерусалиму и пост в день умилостивления. Вместо первоначального указания предписывает обращаться при молитве в направлении к Мекке, а пост переносится на день принесения жертв, совершаемых в заключение мекканских паломничеств, на десятое Зуль-хиджжи. Равным образом вводится всеобщий пост в месяце Рамадане. К этому же времени относится введение обычая призыва на молитву (азан), заменяющего трубы у иудеев и колокола у христиан. Благодаря своему зычному голосу эту обязанность сперва исполнял Билаль.

Через несколько месяцев после прибытия Мухаммед, видимо, отказался от попыток обратить иудеев в ислам или найти какую-то общую религиозную почву. Как свидетельствует одно из жизнеописаний, вначале, на пятом месяце пребывания в Йасрибе он "примирился с иудеями, заключил с ними договор и оставил им их веру и имущество и поставил им условием, чтобы они не помогали никому против него, а если на него нападет враг, то помогали бы ему". Но вскоре после этого Мухаммед неожиданно для его сторонников меняет ориентировку при молитве: в качестве киблы (направления) предписывается направление на Каабу. "Мы видим, как ты поворачиваешь свое лицо [в разные стороны] неба, и мы обратим тебя к кибле, которой ты будешь доволен. Поверни же свое лицо в сторону запретной мечети. И где бы вы ни были, обращайте ваши лица в ее сторону. Ведь те, кому даровано Писание, знают, конечно, что это — истина от Господа их, — поистине, Аллах не небрежет тем, что они делают" (II, 144/139). Это неожиданное решение вызвало насмешки иудеев над незадачливым пророком, который даже не знает, куда поворачиваться во время молитвы. Ответом на эти упреки был стих Корана "Вот скажут глупцы из этих людей. "Что отвратило их от киблы, которой они держались?" Скажи "Аллаху принадлежит и восток и запад. Он ведет, кого хочет, к прямому пути"" (II, 142/136).

Одновременно с этим возникает историко-религиозное обоснование особой роли Каабы. Главной фигурой предшествующей истории взаимоотношений Аллаха и человека становится Ибрахим, библейский Авраам. Оказывается, что Аллах заключил союз с Ибрахимом именно в Мекке и приказал ему построить "дом" (ал-байт), т. е. Каабу, установить законы и призвать людей совершать паломничество к Каабе. Ибрахим оказывается одновременно и предвестником ислама, и отцом Исмаила, прародителем арабов. Правомочность ислама как религии, равной иудаизму и христианству, приобретает любезное сердцу арабов того времени генеалогическое обоснование. Учение Авраама-Ибрахима древнее Торы, а сам он, как прадед арабов и евреев, принадлежит не только последним, и вера его не иудаизм и не христианство. "Неужто вы скажете, что Ибрахим. и Исмаил, и Исхак, и Йакуб, и потомки были иудеями или христианами? Скажи "Вы больше знаете или Аллах? Кто же нечестивее того, кто скрыл у себя свидетельство Аллаха? Поистине, Аллах не небрежет тем, что вы делаете!"" (II, 140/134)

Таким образом утверждается, что иудаизм, христианство и ислам — три проявления одного божественного завета, который открывается каждому народу через пророка, избранного из его среды. Мухаммед послан к арабам, которые до сих пор не имели завета. Правда, Коран не позволяет понять, как в представлении Мухаммеда сочеталось его посланничество к арабам и призыв к иудеям принять ислам как единственно правую веру.

Следующим этапом ритуального обособления ислама было введение особого поста, который отличался от христианского воздержанием от пищи и питья весь день от темна до темна в течение месяца рамадан, без ограничения в выборе пищи после наступления темноты (естественно, кроме запретной для мусульманина). Первоначально предписания относительно поста касались только еды и питья, другие проявления воздержания в течение рамадана не требовались: "Разрешается вам в ночь поста сближение с вашими женами: они — покров для вас, и вы — покров для них. Узнал Аллах, что вы обманываете сами себя, и снизошел к вам и простил вас. Так что совокупляйтесь с ними и домогайтесь того, что предписал вам Аллах… И не прикасайтесь к ним, когда вы благочестиво пребываете в местах поклонения" (II, 187/183).

Таким образом, можно сказать, что за два года пребывания Мухаммеда в Йасрибе его вероучение приобрело идеологическую самоосознанность и внешние формы отличия в проведении молитвы, поста и выборе центральной святыни. Победа Мухаммеда при Бадре подкрепляла его правоту в глазах окружающих лучше любых логических аргументов. Йасриб из обычного селения стал для мусульман Столицей пророка, Мадинат ан-наби, или просто Мединой.

Воодушевленный победой, Мухаммед решил активизировать пропаганду ислама и обратить в свою веру наиболее упорных противников — иудеев. Он призвал племя бану кайнука принять ислам, угрожая, что иначе Аллах накажет их хуже, чем курайшитов. Но те ответили ему: "Не обольщайся тем, что случилось у тебя: ты одолел людей, неискушенных в войне, а мы дети войны, и если сразишься с нами, то узнаешь, что с подобными нам не сражался". Таким образом, в ответ на предложение принять ислам бану кайнука ответили твердо и не без вызова. В возникшей напряженности между ними и мусульманами, упоенными успехом неожиданной чудесной победы, достаточно было малейшего толчка, чтобы началась война. И он произошел около 10 апреля 624 г. После небольшой уличной стычки бану кайнука отступили в свой укрепленный квартал, где их осадили мусульмане. Никто из прежних союзников по битве при Бадре не поддержал их, а собственных сил, видимо, было так мало, что они ни разу не решились схватиться с осаждающими. Вероятно, кайнука не имели запасов продовольствия, поскольку через две недели вынуждены были сдаться на милость победителя. Мухаммед будто бы решил перебить всех поголовно, но Абдаллах ибн Убайи умолил сохранить им жизнь. Причины такого жестокого решения, как и причины безоговорочной капитуляции кайнука, остаются неясными. Видимо, во всей этой истории были какие-то моменты, о которых современники предпочитали молчать. В 8-й суре Корана мы находим айаты, которые могли появиться в ответ на упреки в вероломстве: " А если ты боишься от людей измены, то и ты точно так же отбрось договор с ними, поистине, Аллах не любит изменников (59/61). И пусть не думают те, которые не веруют, что они опередили; они ведь не ослабят тебя".

Добившись замены казни капитулировавших изгнанием из оазиса, Ибн Убайи попробовал упросить Мухаммеда отменить и выселение, но его даже не впустили в дом. Не привыкший к такой непочтительности, вождь оттолкнул мешавшего войти, но тот так сильно толкнул его, что он ударился о стену и разбил лицо до крови. Присутствовавшие при этой сцене представители бану кайнука будто бы сказали, что сами не останутся жить там, где так обошлись с их покровителем. Они покинули Медину, бросив все, что нельзя было унести на себе, и переселились в Южную Сирию.

Выселением руководил Убада ибн-Самит, один из предводителей хазраджитов, как и Ибн Убайи состоявший в союзнических отношениях с бану кайнука и сказавший Мухаммеду, что порывает с клятвой союзничества. На упреки Абдаллаха ибн Убаййа в измене Убада ответил: "Ислам уничтожил эти договоры".

При разделе оставшегося имущества Мухаммед впервые воспользовался традиционным правом вождя получать особую долю добычи, но в отличие от прежней мирба ("четверти") выделил лишь пятую часть, хумс, который составил страховой фонд общины, находившийся в неограниченном распоряжении ее главы


Медитация 19-я Зона

РОН АРР АГАР ЙЕНН ГРОН